— Это другая история, и я не уверена, что имею право рассказывать ее.

— А кто… кто имеет право?

— Том.

* * *

Бретань

Плогоф — мыс Ра

Огонь постепенно затухал, озаряя комнату слабым дрожащим светом. Прижавшись друг к другу и укрывшись одним одеялом, мы страстно целовались, как переживающие первую любовь подростки.

Час спустя я пошевелил угли и подложил в камин полено.

Мы умирали от голода, но в шкафах и холодильнике было шаром покати. Правда, в буфете я обнаружил бутылку сидра со странной надписью «Made in Quebec».[89]Это оказался так называемый ледяной сидр, который делают из яблок, провисевших на дереве до первых морозов. Я откупорил бутылку, глядя в окно: на улице все еще свирепствовала буря, не видно было ни зги.

Завернувшись в одеяло, Билли встала с дивана и подошла ко мне с двумя керамическими чашками в руках.

— Я хочу кое о чем спросить, — начала она, целуя меня в шею.

Она сняла со спинки стула мою куртку и достала из кармана кошелек.

— Можно?

Я кивнул. Отогнув наполовину оторванную подкладку в отделении для банкнот, Билли достала металлическую гильзу и спросила, показывая ее:

— Кого ты убил?

* * *

Лос-Анджелес

Мак-Артур-Парк

29 апреля 1992 года

Мне семнадцать. Я сижу в школьной библиотеке и готовлюсь к экзаменам, как вдруг в зал вбегает девочка и кричит: «Их оправдали!» Все сразу понимают, что речь о деле Родни Кинга.

Годом ранее этого двадцатишестилетнего афроамериканца полиция остановила за превышение скорости. Пьяный водитель отказался выполнять приказы стражей порядка, и они избили его электрическими дубинками. Он отчаянно сопротивлялся, а те молотили, не видя, что с балкона их снимает режиссер-любитель. На следующий день кассета оказалась на телевидении. Кадры моментально разошлись по миру, все телеканалы бесконечно показывали их, заставляя людей испытывать чувства гнева, стыда и возмущения.

— Их оправдали!

Разговоры стихают, отовсюду несется страшная ругань. Возмущение и ненависть буквально наполняют читальный зал. В моем районе большинство населения черные. Я понимаю, что беда не за горами и лучше всего сейчас же вернуться домой. Известие о вердикте разносится со скоростью света. Воздух наэлектризован, все раздражены. Полиция, конечно, не впервые злоупотребила полномочиями, да и судебные процессы черные нечасто выигрывают, но тут была видеозапись, а это все меняет. Вся планета видела, как четверо распоясавшихся полицейских избивали несчастного. Более пятидесяти ударов дубинкой и десяток пинков ногами обрушились на закованного в наручники человека. Чудовищный оправдательный приговор стал последней каплей. Президентство Рейгана и Буша и так было настоящим ужасом для бедных слоев населения. У них не осталось сил терпеть. Им надоели нищета и безработица. Надоели наркотики и образовательная система, где нет ни намека на равенство.

Я возвращаюсь домой, насыпаю себе кукурузных хлопьев и включаю телевизор. В разных частях города начинаются бунты. Я вижу первые кадры того, что в ближайшие три дня станет повседневной жизнью: грабежи, пожары, столкновения с полицией. Все полицейские участки в районе улиц Флоренции и Нормандии разгромлены. Подозрительные личности разбегаются в разные стороны с коробками еды, украденной в магазинах. Другие толкают перед собой тележки из супермаркетов с диванами и бытовой техникой. Власти призывают к спокойствию, но их никто не слушает. Честно говоря, мне это только на руку…

Я вытаскиваю из радиоприемника свои накопления, хватаю скейтборд и мчусь к Маркусу Блинку.

Маркус — мелкий хулиган, довольно «безобидный». Он не принадлежит ни к какой группировке, а промышляет перепродажей левака и оружия и барыжит травкой. Мы вместе учились в младших классах. Он неплохо относится ко мне, потому что я пару раз помогал его матери заполнять документы, необходимые для получения пособия. На улицах творится нечто невероятное, преступные группировки воспользовались хаосом, чтобы свести счеты с другими бандами и с полицией. Я отдаю Маркусу двести долларов, а он раздобывает мне «глок-22». В это сраное время купить пистолет в неблагополучном районе не составляет труда: продажные копы пишут заявление о пропаже табельного оружия, а потом загоняют его. Еще двадцать долларов, и у меня в руках обойма из пятнадцати патронов. Провернув дело, я возвращаюсь домой. Тяжелый металлический предмет оттягивает карман.

* * *

Ночью мне не спится. Я думаю о Кароль. Меня гложет одна мысль: раз и навсегда положить конец ее мучениям. Воображение — мощное лекарство, но оно не излечивает окончательно. Мои истории позволяют ей на несколько часов сбежать в иллюзорный мир и забыть о ежедневной моральной и физической пытке. Но этого недостаточно. Давать простор воображению — временная мера, все равно что принимать наркотики или напиваться, чтобы забыть о нищете.

Ничего не поделаешь: рано или поздно реальная жизнь берет свое.

* * *

На следующий день банды, радуясь безнаказанности, берутся за дело с новыми силами. Вертолеты с тележурналистами постоянно кружат над городом, транслируя в прямом эфире то, что творится в осажденном Лос-Анджелесе: грабежи, драки, объятые пламенем дома, перестрелки между силами правопорядка и бунтовщиками. Все репортажи свидетельствуют о дезорганизованности и недееспособности полиции, которая наблюдает за беспорядками, не в силах остановить их.

Количество убитых растет, мэр объявляет журналистам о введении чрезвычайного положения. Власти собираются установить комендантский час и привлечь к решению конфликта солдат Национальной гвардии. Плохая идея: обитатели неблагополучных районов понимают, что халява скоро закончится, это подстегивает грабителей.

У нас больше всего пострадали заведения, которые держали азиаты. В то время напряженные отношения между черными и корейцами достигли своего апогея, и во второй день бунта большую часть магазинчиков, минимаркетов и винных лавочек, принадлежащих корейцам, разгромили и обчистили при полном попустительстве полиции.

Скоро полдень. Я уже час сижу на скейте у лавки отчима Кароль. Утром он с риском для жизни открыл магазин, очевидно надеясь, что его не постигнет печальная участь других торговцев. Но теперь, видимо, струхнул и собрался идти домой.

Тут я выхожу из засады.

— Помочь, мистер Альварес?

Он не боится меня. Мы давно знакомы, к тому же я внушаю людям доверие.

— Давай! Помоги убрать коробки.

Я беру по одной в каждую руку и заношу внутрь.

Это жалкий продовольственный магазинчик, каких в районе десятки и где продают в основном продукты первой необходимости. Скоро их вытеснят растущие как грибы «Уолмарты».