— Так о чем же ты хотела поговорить?

— О нашем будущем, милорд.

— И что же?

— Габриэль, ты не веришь в любовь.

— По моему опыту, это чувство способно доставлять мужчине одни лишь неприятности.

Внезапно Феба ощутила растущее напряжение. Чтобы избавиться от этого чувства, она беспокойно задвигалась, начала бесцельно перемещаться по комнате. Остановившись перед камином, она принялась изучать украшавшие его старинные часы.

— Габриэль, все дело в том, что я в отличие от тебя не боюсь этого чувства.

— Мне это известно. — Он чуть иронически улыбнулся ей.

— Я задумалась, почему мы такие разные, — продолжала Феба. — Сначала я предположила, что твое нежелание принять мою любовь объясняется чувством обиды, которую ты пережил, когда моя сестра передумала и отказалась бежать с тобой. Это, должно быть, очень ранило тебя.

— Я достаточно быстро оправился от этого удара, — холодно возразил Габриэль. — Куда труднее было оправиться от полного разорения, не говоря уж о пуле в плече. Тем не менее я готов признать, что это происшествие показало, как опасно доверять одному лишь чувству.

— Но ведь это был не единственный урок? — тихо спросила его Феба.

— Какого дьявола, что ты хочешь этим сказать?

Феба перешла к ночному столику и принялась перебирать разбросанные там вещицы. Она повертела в руках черную лакированную шкатулку, отделанную серебром.

— Думаю, у тебя были такие уроки и в детстве. Мы с тобой росли в очень разных условиях, не правда ли, Габриэль?

— Разумеется, — ответил он. — Титул достался твоему отцу от многих поколений богатых и знатных предков. Ты всю жизнь прожила в роскоши. Деньги и власть — действительно существенная разница.

— Нет, я говорю не об этом. Я говорю о том, что у меня всегда была очень дружная семья. Ко мне всю жизнь относились как к младенцу, со мной чересчур много носились, хотя никогда толком не понимали. Все это так. Но они любили и любят меня, и я всегда об этом помнила. А ведь у тебя этого не было.

Габриэль застыл.

— К чему ты клонишь? — наконец с трудом выговорил он. Феба обернулась и встретилась с ним глазами.

— Твоя мама умерла, когда ты был совсем маленьким. Ты остался с отцом, а он, насколько я понимаю, предпочитал заниматься своими книгами. Я права?

— Мой отец был ученый. — Габриэль бережно закрыл лежавшую у него на коленях книгу. — Ничего удивительного, что его занятия были для него важнее всего на свете.

— А по-моему, это противоестественно! — заявила Феба. — Самым важным для него должен был быть ты. По крайней мере он должен был уделять тебе внимания не меньше, чем своим книгам!

— Феба, обсуждать это сегодня не имеет смысла. Ты ничего не знаешь и берешься судить. По-моему, тебе лучше вернуться в постель.

— Не надо меня отсылать, Габриэль. — Феба поспешно поставила на место черную с серебром шкатулку. Пройдя через всю комнату, она приблизилась к креслу, где сидел Габриэль, и остановилась напротив.

— Я не отсылаю тебя, — сдержанно улыбнулся он, — я просто советую тебе вернуться в постель. Не надо все драматизировать, дорогая моя.

— Я думала об этом весь вечер и, кажется, поняла… Ты просто боишься полюбить, потому что не веришь в любовь, а не веришь потому, что те, кто клялся тебе в любви, обманули тебя.

— Вздор!

— Нет, выслушай меня до конца. Все сходится, и этим все объясняется. — Она опустилась на колени возле мужа, взяв его за руку. — Твоя мама любила тебя, но она умерла. Твой отец, наверное, любил тебя, но уделял тебе так мало внимания. Ты думал, что моя сестра полюбила тебя, ведь она попросила помочь ей бежать, но оказалось, что она просто использовала тебя, чтобы решить свои собственные проблемы. Ничего удивительного, что ты больше не доверяешь тем, кто тебя любит.

— Значит, вот к какому выводу ты пришла после многих часов раздумий? — приподнял брови Габриэль.

— Конечно!

— К сожалению, ты напрасно потратила свое время, дорогая! Куда лучше было бы спуститься вниз и пообедать. Не сомневаюсь, что ты давно проголодалась.

Феба удивленно уставилась на него:

— Как же ты упрям!

— Если ты называешь упрямством нежелание следовать женской логике, образчик которой ты мне только что продемонстрировала, я согласен с тобой: конечно же, я упрям.

В ярости Феба вскочила на ноги.

— Знаешь, что я тебе скажу? Мало того, что ты упрям, ты еще и порядочный трус.

— Ты уже не в первый раз называешь меня трусом, — снисходительно напомнил ей Габриэль. — Твое счастье, что меня не так легко обидеть. Многие мужчины не оставили бы без последствий подобное замечание.

— В самом деле? Так вот что я тебе на это скажу, Габриэль. Твое счастье, что я так же упряма, как и ты. Я все равно верю, что ты меня любишь. Но из-за своей трусости ты просто боишься в этом признаться.

— Ты, конечно, можешь думать все, что угодно.

— Черт побери, Габриэль! — Феба топнула ногой, понимая, что уже готова сдаться. — С тобой совершенно невозможно иметь дело.

Развернувшись, она вихрем вылетела вон, в свою темную спальню.

Захлопнув за собой дверь, она принялась мерить шагами комнату. Черт бы побрал этого невозможного человека! Он кого угодно с ума сведет своим упрямым отказом от всех человеческих чувств, от любви. Она ведь знает, что он так же доступен чувствам, как и любой другой. Она никогда не поверит, будто могла ошибиться в нем.

Нет, нельзя даже допускать мысли, будто она все эти годы обманывалась, рисуя себе идеальный образ Габриэля. Слишком страшно отказаться от него теперь, когда она вышла за него замуж. Ее будущее навеки связано с ним. Она должна пробиться сквозь толстый защитный панцирь к своему благородному рыцарю.

Кричать на него, обзывать его в лицо трусом — многого ли она этим добьется?..

Что-то бесшумно влетело в распахнутое окно. Феба заметила, что в комнату попал какой-то посторонний предмет, лишь когда со стороны кровати послышался глухой удар.

Обернувшись в испуге, Феба пыталась вглядеться во мрак комнаты. Там что-то было — оно скатилось на край матраса. Она ничего не могла рассмотреть. Только бы не летучая мышь!

В следующую секунду раздалось странное тихое шипение, и на кровати взметнулись оранжевые языки пламени. Тихо посвистывая, они принялись облизывать кружевной полог.

Еще несколько секунд — и пламя охватит всю постель!

Феба стряхнула охватившее ее оцепенение. Метнувшись через всю комнату, она схватила кувшин, стоявший возле умывальника.

— Габриэль! — громко позвала она, пытаясь залить огонь водой из кувшина.

— Какого… — дверь со стуком распахнулась, и Габриэль увидел пляшущее пламя. — Господи! Феба, подай кувшин из моей комнаты и разбуди слуг. Быстрее!