– Да, конечно, – сказала Лори. – Сейчас позвоню туда.

Она ушла наверх, чтобы переодеться, и спустилась в платье, которое, Лори знала, мне нравилось. Черном, шерстяном, довольно коротком, Лори носила его с коричневыми ковбойскими сапогами до колен и черными же шерстяными колготками. Волосы она забрала назад и немного подкрасилась – это подчеркнуло прелестный овал ее веснушчатого лица. Я и забыл почти, как она миловидна и на какой неповторимый лад. Я сказал ей, как она здорово выглядит, провел ладонью по ее бедру снизу вверх и под юбку. И почувствовал сквозь белье жар ее тела, эти укромные складки. Развернув Лори к себе, я сжал ладонями ее груди, уткнулся носом в сладко пахнущую шею. Груди у нее были больше Аниных, и я вдруг вспомнил, что веснушки, дойдя до них, исчезают, вспомнил их удивительную белизну и невинную розовость сосков – при том что цветами Лори были желтовато-коричневый и соломенный. Она легонько вздохнула. Я почувствовал возбуждение, а следом – вину. Впрочем, если я пересплю с моей же подружкой, будет ли это «изменой»?

– Я по тебе соскучилась, Джек.

– И я по тебе.

Она отвела мою руку.

– Пойдем. Я заказала столик, осталось двадцать минут.

Я поставил перед камином защитный экран и направился с Лори к ее машине.

Все оказалось безнадежным. Мы поели, попили вина, вернулись на ферму и снова разворошили огонь. Оба выпили лишнего, три бутылки на двоих, я сразу полез к Лори с поцелуями, запустил под трусы пальцы, ласково потирал ее, и скоро ей стало невмоготу, и она опустилась передо мной на колени и расстегнула мою молнию, – я уже откинулся назад, прижавшись затылком к спинке дивана и сомкнув в отчаянии веки, – и почти сразу мы с ней оказались на белом ковре, она внизу, я сверху, и ее так и оставшиеся в ковбойских сапогах ноги обвили меня, и после немалых моих усилий, от которых меня прошибло потом – в свете пламени, в снежной ночи, – я почувствовал, как что-то накапливается в Лори: поначалу она пыталась сопротивляться, потом сдалась и кончила с жалобным криком, пронзившим меня насквозь.

Конечно, я не мог честно признаться себе, что понял смысл этого крика, и потому просто гладил Лори по волосам, целовал и отвел наверх, и мы вместе почистили зубы, пошатываясь, стукаясь друг о друга, смеясь, выбора у меня не оставалось – только обнять ее, поцеловать и взять снова, в своего рода надежде, что, пока мы остаемся пьяными и прижимаемся друг к другу, реальность существует всего лишь как вариант, один из многих.

Я не уверен, что между мной и Лори вообще произошел какой-то разрыв. Произнесли мы некие последние слова? Если и произнесли, я их не помню. Я провел на ферме неделю, а потом позвонил Рик Кёлер, сказал, что я нужен в Нью-Йорке, необходимо обсудить весеннее турне в поддержку пластинки. «Ты ее менеджер, дружок. Волоки сюда свою задницу». Уж не с Аниной ли это подачи, подумал я.

Утром перед моим отъездом мы с Лори говорили о том, долго ли меня не будет и чем в это время займется она. Лори думала позвать свою сестру, недавно закончившую Северо-Западный университет, пусть приедет, поживет на ферме. Я посоветовал ей не бросать работу в баре – не ради денег, их я переводил Лори регулярно, но чтобы не чувствовать себя одинокой. Она сказала, что постарается. Мы ухитрились как-то так повернуть тему, что мое исчезновение на неопределенный срок стало выглядеть естественным, словно я – какой-нибудь моряк торгового флота. Такова жизнь мужчины, работа есть работа – вот как мы себе это объясняли.

Я укладывал сумку помертвевшими руками. Лори стояла у двери спальни, молча наблюдая за мной. Обернувшись, я увидел на ее щеках дорожки от слез. И промолчал: ведь мы уже придумали некую спасительную фикцию, так зачем же ее разрушать?

Такси ожидало меня у ворот. Лори, так и не переодевшаяся, в одном халате, стояла рядом со старым автомобильным сиденьем на холодной веранде. Я обнял ее, пообещал позвонить, как только доберусь до Нью-Йорка.

– Конечно, – сказала она.

Я попытался изобразить веселость:

– Черт, холодрыга какая. Одевайся потеплее, милая. Береги себя. Пока. Я позвоню.

– До свидания, Джек.

Хрустя по гравию, я прошел через двор к машине, отравлявшей чистый воздух облачками выхлопов. Оглядываться не стал.

Водитель включил передачу, машина тронулась, и только тогда я обернулся, чтобы взглянуть на дом сквозь заднее стекло. Лори все еще была на террасе, но стояла теперь на коленях, прижавшись лбом к деревянным перилам.

В Нью-Йорке произошло много чего. Пока я и Бреккер возились со звуком, Аню фотографировали в Лорел-Каньоне. В художественном отделе решили обыграть тему первых поселенцев, поэтому на фотографии Аня сидела перед поддельным срубом – в очень короткой юбке, и, хоть колени ее были сдвинуты, не удавалось думать о чем-либо, кроме того, какие на ней трусы и есть ли они вообще. Самой ей снимок не понравился, и она закатила фирме скандал. В конце концов остановились на размытом погрудном снимке Ани на фоне фотографии сельского пейзажа. Выглядело это лучше, чем можно заключить по моему описанию. И хорошо сочеталось с названием пластинки, «Сумеешь взлететь», и набранным заглавными буквами именем «Аня Кинг». Общее настроение – да идите вы все. вот я такая! Нам всем понравилось, однако лейбл оставил за собой право использовать первую фотографию, ту, в юбочке, для рекламы.

Аня сделала эскиз задней сторонки обложки, тексты песен отпечатали на вкладыше. В феврале пришел сигнальный экземпляр пластинки. Мы собрались, чтобы прослушать его, в офисе Джона Винтелло на Шестой авеню. Когда секретарша Джона мягко вытряхнула черный поблескивающий виниловый диск из внутреннего конверта, Аня сжала мою ладонь. От статического заряда бумага на секунду прилипла к пластинке, потом отпустила ее. Секретарша, осторожно сжимая ободок пластинки ладонями, приподняла ее, точно стоящий за алтарем священник, установила на диск проигрывателя, и опустила иглу на дорожку. Тысячедолларовая стереосистема Винтелло воспроизвела первый аккорд «Крепче» с изумительной точностью. Перед моим мысленным взором поплыли «фасадный» номер «Звезды Пасадены», его мини-кухня, Сэмми Дэвис-младший. И я почти ощутил привкус джина.

Помимо Рика, Ани и меня присутствовало человек семь-восемь, все из «Эм-Пи-Ар рекордз». Винтелло сидел, положив ноги на стол, и курил «Честерфилд». На стене за его головой красовались вставленные в рамки золотые и платиновые диски. Время от времени он одобрительно кивал; остальные высказывались между песнями: «Это моя любимая» или «Какая красота!»

Фальшиво все было до неимоверности. Мы с Риком рассуждали, чтобы разрядить обстановку, о тонкостях воспроизведения звука. Наконец прозвучали мощные заключительные аккорды «Я не гибну», следом откупорили шампанское. В общем, мы с Аней были рады выбраться оттуда и отправиться на Седьмую улицу.

Альбом вышел в марте, Аня дала несколько интервью музыкальным изданиям, в том числе и андерграундным. Журналистов интересовала история ее жизни, подкалывать Аню они не пытались, хоть один и упомянул обо мне как о «продюсере-менеджере-бойфренде». Не знаю, видела ли эту статью Лори, впрочем, я полагал, что и другие упоминания подобного рода долго себя ждать не заставят.