смотрел на меня, я же сдерживал дрожь — стало вдруг невероятно холодно, — ожидая его вердикт. Молчание затянулось, и я развернулся и пошел к посадочной площадке один, не в силах бороться одновременно с тревожной уверенностью в грядущей заднице, простудой и недоверчивым ученым.

— Стойте, у вас жар, вы можете так и технику погубить, и себя заодно, — догнал меня ученый и дернул за руку, пытаясь остановить.

— Тем более давайте вместе полетим, присмотрите за мной, — меня колотило, и я хотел быстрее провернуть авантюру и сдаться врачам. Ученый, понимая, что меня не остановить, горестно вздохнул и согласился:

— Пес с вами, уговорили.

Мы влезли в первый попавшийся флаер, благо их никто не охранял. Не от кого было, кто же знал, что мне маньячная идея может в голову прийти?

— Вы видите, что они делают? — трясясь от озноба, спросил я ученого, когда мы взлетели над частью.

— Разметку под будущую колонию, на следующей неделе уже обещали архитекторов привезти, техников по водоснабжению, энергетиков, строителей.

— Во-о-от, — протянул я, — ошибиться никак нельзя.

Мы легли на курс, и, пока летели, я постарался смутные ощущения облечь во вменяемую форму.

— Понимаете, мы тут примерно сколько? Около полугода по местному времени. Вот на Земле если субтропический климат, то там как обычно происходит, летом тепло, зимой сезон дождей. Ну, или летом дожди, зато зима сухая и ясная. Не может же быть так, что на Шестом климат на всей планете весь год одинаковый. А за полгода дождь хорошо, если раз в месяц шел, а теперь льет круглосуточно. И двутелки пришли с дождями.

— Хотите сказать, у них сезонная миграция? — сообразил Тайвин.

Я кивнул и глухо закашлялся, чувствуя, как что-то клокочет в бронхах.

— Именно так. И если стадо двутелок большое, оно может снести к чертям и нашу разметку, и нас самих. И никакой купол или забор не спасет, вы же видели, их напугать — и это настоящее стихийное бедствие. Я всегда говорил, что миру нужно доверять, и если доверяешь миру — он будет доверять тебе.

— Что ж ваш мир такой недружелюбный и недоверчивый, вы к нему со всей душой, а он… — съязвил ученый. Меня передернуло от приступа холода, и флаер ощутимо тряхнуло. Я выровнял машину и ответил:

— А я не говорил, что если миру доверять, то можно будет сидеть на зеленой лужайке и нюхать цветочки в окружении зайчиков и белочек. А вот знаки, которые он будет показывать, читать будет намного понятнее.

— Жалко, у нас нет климатологов под рукой, и ксенозоологов бы неплохо, все-таки мой отдел имеет широкую универсальную специализацию, а вот узких специалистов жизненно не хватает, — с сожалением констатировал ученый, переведя тему.

Минут через сорок полета почти на предельной скорости стало понятно, что мы подлетели к ядру стада.

— Чтоб я сдох… — присвистнул я.

Тайвин косо на меня глянул и посоветовал:

— Не стоит. Да, масштаб проблемы поистине колоссальный.

Под нами, на расстоянии километров четырехсот-пятисот от базы и предполагаемой колонии, медленно колыхаясь, шло, покрывая поверхность земли сплошным потоком тел, величественное стадо, возглавляемое невиданных размеров вожаками, по меньшей мере в полтора раза крупнее обычных животных. Оно тянулось нескончаемой полосой, но почти не выбивалось из нее, формируя ленту шириной в несколько десятков метров. Мы подлетели ближе, и напуганное стадо опрометью бросилось бежать. Я на пару с ученым вздрогнул — если такая мощь со всего размаху налетит на колонию, от людей и мокрого места не останется. Шло стадо точно по направлению к будущему поселению, и если они будут продолжать неторопливо идти, периодически взбрыкивать и бежать полным ходом, то примерно через неделю нас ждет крайне интересное кино. А пока мы страдали только от первых ласточек. Мы пролетели еще немного вперед и обнаружили, что на пятки стаду наступает вышедшее из берегов крупное озеро.

— Понятно, — поджал и без того узкую линию губ Тайвин. — Вы были правы, сезонная миграция. И когда сезон дождей кончится, они пойдут обратно, и скорее всего, тем же путем.

— Надо примерно хотя бы маршрут обозначить. И такое стадо наверняка не одно, хорошо бы карту их миграций на всякий случай иметь, — пробормотал я, включая запись полета и чувствуя предательскую слабость.

— Вы в порядке? — с тревогой спросил Тайвин.

— А вы флаером управлять умеете? — задал встречный вопрос я. — Мне бы плед потеплее и полежать, а лучше термоспальник…

— Не умею. Видимо, придется учиться на ходу, — задумчиво сказал ученый, а я собрал в кулак последние остатки сжираемого ознобом рассудка и полетел обратно. Нет, такого счастья, как неопытный водитель флаера мне не надо, лучше я сам.

Кое-как опустив флаер на площадку, я выполз из него и, не в силах идти, сел прямо на землю, неловко привалившись к его остывающему боку.

— Тайвин, вы же объясните за меня, что происходит, правда? — жалобным тоном попросил я, сжался в клубочек, стараясь согреться, и закрыл глаза на минуточку. Проснулся я у медиков, еще с простудой, но относительно бодрый: жар мне сбили, да и подлечили, судя по ощущениям, порядком.

Через час после моего пробуждения у кровати столпилось руководство. Седовласый шеф смотрел на меня с одобрением, полковник Вернер с осуждением, а Тайвин