Полковник Вернер как руководитель поселения высказал нам при прессе благодарность от лица колонии и колонистов за «слаженную командную работу» и «проявленный героизм». Мы на церемонии награждения с Берцем, Уиллом и интровертами понимающе переглянулись, вспомнив свистопляску с промышленниками и суккубой, но гомерически хихикать над самими собой в голокамеры было неприлично, и мы сдержались. Постепенно история о диверсии становилась очередной байкой для молодежи, что нас совершенно устраивало. Только Макс последний месяц ходила смурная и недовольная — и я ее периодически подкалывал, что лавры нам достались. Она мрачно огрызалась и угрожала в следующий раз сама все сделать «как надо». Я все собирался устроить ей допрос на предмет стабильно поганого настроения и его причин, но как-то руки не доходили.

А вот с «Апостолом» история вышла очень мутная и неприятная. Непонятно как это произошло, но Макс оказалась права — Алан умудрился с планеты улизнуть. Насколько я понял из разговора с Тони, у него флаер оказался последней модели, способный выйти на орбиту, а там его кто-то ждал. Синдикат открестился от своего экономиста, представив все отчетные документы, как, когда и сколько их специалист «украл» средств, и долго картинно сокрушались по этому поводу. Цифры я мельком пролистал, и у меня закралось подозрение, что Алан сам их и писал из глубокого подполья. Но подозрение к делу не пришьешь, а остальные промышленники оказались наемниками, правда, со специфичными умениями. Чего стоил один погибающий актерский талант в лице геофизика! Он и правда имел научное звание, но и наемной работы разного характера не гнушался.

Я недоумевал, но сказать или сделать тут было нечего: «Апостол» и Алан — его прикладная персонификация — обвели вокруг креационизма и пальца и военных, и колониальную полицию. Те бесились, но нарыть ничего не смогли. Дело ушло в такую засекреченную контору при Межмировом правительстве, что даже Тони возводил взор к небу и невразумительно мычал. Какие-то небожители, не иначе.

Тайвин зарылся в научную работу, и я его почти не видел — вспоминая гериона, странную субстанцию и мгновенно собравшуюся нанитовую перчатку, я старался лишний раз его не тревожить. Для него и его отдела в порядке вещей было несколько месяцев подряд носиться с расчетами, а потом предъявлять нам нечто такое, от чего можно было садиться на стульчик и полчаса кряду пребывать в немом изумлении. Уж лучше пусть они напряженно работают, чем свою шарманку про реагенты и титрование заводят. А то даже я умудрился выучить, а я по химии профан похлеще, чем по физике или геологии. А вот Эйнару и его тетушке с дихлофосом я выбил разрешение на экспериментальную теплицу — тут и ботаники интерес проявили, и тетушке было куда энтузиазм приложить, и генетики-селекционеры надеялись, что местное подобие злаковых можно окультурить. Все были довольны, жизнь кипела под бледно-голубым небом с потрясающими ало-фиолетовыми закатами и рассветами, и даже приближающийся к нашим средним широтам сезон дождей воспринимался как нечто неизбежно-необходимое.

Словом, все шло своим чередом, пока в один прекрасный момент меня не пригласил на внеочередную планерку шеф. Теряясь в догадках, что такого интересного нам предложат на этот раз, я по дороге в его кабинет наткнулся на сияющую улыбкой Макс.

— О, я смотрю, тебя отпустило! — осторожно отметил я.

Макс, довольная и умиротворенная, пояснила:

— Гайка к нам напросилась. Я ей давно предлагала, но она все отнекивалась.

— Э-э-э… кто?

— А, да, я же тебе не рассказывала. Гайяна. Мы с ней подруги еще с детства, вместе на танцы ходили, потом я на военку пошла, как отец велел, а она в науку. Она в «Авангарде» работает.

— Танцы? Ты танцевать умеешь? Потом расскажешь, мне интересно. Военные… ученая… что-то такое припоминаю. Она приложение с аварийными маячками разработала?

Макс кивнула.

— А что твоя Гайка будет делать у нас? — я склонил голову набок, демонстрируя крайнюю степень любопытства. Весть о приходе в наш Корпус некой молодой леди меня не то чтобы не обрадовала, новые лица — всегда хорошо, но интуиция говорила мне, что здесь имеются подводные камни.

— То же, что и обычно, — Макс посмотрела на меня испытующим взглядом, прищурившись. — Мужиков клеить, замуж выходить. У нас же тут цветник, все как на подбор. Шучу. Наукой она будет заниматься, Чез. Она карьеристка жуткая и Тайвину давно мечтает нос утереть.

— Вот как, — понимающе кивнул я. — Это неплохо, Тайвину давно пора свежей крови добавить, а то мы постоянно новичков обучаем, а у него я новых кадров, почитай, года три не видел, то есть с самого начала.

Макс согласно кивнула, и я пошел узнавать про таинственную Гайку. Зайдя к шефу, я сразу столкнулся нос к носу с назревающей ссорой: ученый, оперевшись на край стола, нависал над полковником Вернером, жестко реагируя на свежие новости.

— Вы подвергаете сомнению мою компетентность? — сдержанно спросил ученый очень холодным тоном. Несмотря на жаркий день, я почувствовал холодок, бегущий по позвоночнику. Эти интонации штатного гения я знал: в моменты, когда ему казалось, будто его полезность и знания не учтены в полной мере, он становился максимально спокойным и вежливым. Это означало одно — крайнюю степень яростного хладнокровия, потревожить которую означало навлечь на себя всю мощь его едкого интеллекта и перейти в разряд кровных врагов на ближайшие несколько разговоров.

— Нет. Я хочу отправить к вам одну из подающих надежды научных сотрудниц для обмена опытом, — парировал полковник. Тайвин стушевался, в растерянности снял очки и принялся их протирать полой халата.

Я подошел к нему и постарался приободрить:

— Тайвин, разве плохо, что вы возьмете к себе в отдел перспективного нового человека?