Захрипел селектор, заморгал красной лампой. Старшина приник к трубке, выслушал фонящее свистом и писком сообщение и оглушительно рявкнул в ответ:

– Есть приготовиться открыть огонь по обозначенным целям!

А какие они, обозначенные-то? И где вообще цели? Посмотрел на засуетившихся артиллеристов, на спокойно стоящего рядом Георгия. Где сражение-то?

Сообразил, посмотрел на разворачивающих пушки канониров, выглянул в ту же сторону. Здорово! Как-то резко расхотелось мне на дирижаблях летать.

На фоне огромного белоснежного облака громадные крейсерские дирижабли отсюда казались сущей мелочью. Как игрушки. И вспышки орудийных залпов вместе с клубами бело-серого дыма казались со стороны чем-то нереально жутким и завораживающим одновременно. Вокруг двух дирижаблей с государственными орлами на цистернах мелкой сворой копошились вражеские, непрерывно терзали свою добычу, словно шавки, покусывали и тут же отскакивали в сторону, уступая место для залпа более крупным, замершим на позициях и ведущим неторопливый обстрел. А далеко на горизонте маячила ещё одна тёмная точка. Но присмотреться к ней мне не дали.

– Видишь, «Новик» совсем плох, задымил и ход потерял. Надпись на гондоле читай. Добьют его сейчас… А это «Аскольд» отбивается, пытается сманеврировать, да зажали его со всех сторон. Откуда у китайцев в этом районе столько дирижаблей? «Варяга» не вижу, неужели на вынужденную ушёл? А где государев штандарт? – оглянулся на молчащий селектор, как будто ждал от него ответа.

– А почему вы не стреляете?

– Рано! Дистанция велика. Ты тоже пока погоди, пусть поближе подпустят, чтобы уж совсем наверняка и уйти не успели.

– Так ведь и по нам будет проще попасть?

– Да мы-то мелкие, увернуться сможем, зато крейсера выручим.

– Ага, мелкие… То-то науворачивались в прошлый раз… – забурчал еле слышно, но старшина каким-то чудом расслышал:

– Точно. Увернулись. А иначе бы сейчас с тобой не болтали. Всё, отставить разговоры! К бою! Готовьтесь, господа маги. Начали!

И тут же громко захрипел селектор, что-то утвердительно рявкнул в ответ подхвативший микрофон старшина. А мне было не до этих мелочей, я тянул и тянул энергию, сминая в руках плотный шар молнии, еще более уплотняя его со всех сторон, выбирая глазами цель. Нашёл! Вот этот вражеский дирижабль выглядит самым опасным, очень уж часто он стреляет, и размеры у него самые большие. По нему я и ударю, пока есть такая возможность.

– Огонь! – кто гаркнул прямо в ухо, я не понял, потому что с рук сорвался и полетел вперёд бледный искрящийся шарик. До самого контакта с чужой оболочкой я провожал его глазами, не обращая никакого внимания ни на громкие выстрелы начавших стрелять орудий, ни на матерящихся в запале артиллеристов, ни на что-то орущего мне Георгия.

Наконец мой шарик долетел до вражеской гондолы, расцвёл паутиной молний на обшивке, скользнул внутрь через проделанную чёрную дыру и пропал. Мгновение ничего не происходило, мир замер, я перестал дышать, и вдруг всё кончилось, завертелось. Враг словно вспух изнутри, выбросил языки пламени и клубы дыма из орудийных портов, вздрогнул и замер без движения. Что-то такое я уже когда-то видел.

– Бей, пока не опомнились! – кто это орёт прямо в ухо? Георгий? Или седоусый старшина? Да какая разница!

Ещё один плотный ком ушёл к следующему такому же огромному летающему монстру и точно так же пропал за обшивкой, облепив её сначала сверкающей змеящейся паутиной молний. Что получилось в итоге, я уже не смотрел, потому как пол резко ушёл из-под ног, наклонился в сторону, и я полетел грудью вперёд на открытую бойницу. Как умудрился не вылететь наружу, сам не понял. И только когда сзади яростно заматерился старшина, я очнулся. И начал помогать ему оттаскивать себя от смертоносного провала.

– Держи пояс. Ты почему сразу не пристегнулся?

– Куда пристегнулся? Я в первый раз об этом слышу!

– Руки держи! – старшина защёлкнул у меня на животе пряжку широкого ремня и тут же оттолкнул меня в сторону.

Корпус сотрясло несколько сильных ударов, палуба под ногами выпрямилась на миг и повалилась в другую сторону. Опять полетел на борт, но только уже успел уцепиться за страховочный канат. А где Георгий? Вот он, стоит почти на борту, упирается одной ногой в обрез амбразуры и что-то колдует. Оглянулся вокруг. Маленькие пушки нашего дирижабля почти безостановочно стреляют, все заняты делом, один я бестолковым шариком из угла в угол летаю. Шарик! Файербол! Взглянув в окошко прямо перед собой, и вижу борт вражеского дирижабля, выплёвывающий снаряд точно в моё лицо. Отмахиваюсь рукой, убираю из воздуха эту досадную помеху и запихиваю огонь прямо в стреляющую амбразуру. И сразу же отталкиваю загоревшуюся гондолу в сторону. Не мешай! Успеваю зацепить пальцами ещё один вражеский корабль, толкнуть его ладонью, напоследок процарапать ногтями, чувствую сопротивление податливого металла под рукой. В самом конце разогреваю место контакта, чувствую, как течёт металл под пальцами, сминается мягкой глиной.

Пол подо мной выравнивается, сердце падает куда-то в живот, а потом почти сразу же застревает в горле, мешая дышать. Опять несколько сильных ударов, заставивших противно заныть ноги, и очередной нырок вниз. На секунду повисаю в воздухе, подтягиваю себя за канат к полу, крепко вцепляюсь руками и тут же больно шмякаюсь о ставшее таким твёрдым ребристое покрытие. Тянет гарью и дымом. Оглядываюсь. Георгий жив, точно так же смотрит на меня и что-то орёт. А из двух наших пушек ни одной целой. И рваные пробоины вокруг, через которые запросто можно вывалиться наружу. И больше никого на ногах, только старшина сжался в клубок возле измятой дверной переборки и зажимает руками окровавленный живот. А куда все остальные делись? Неужели выпали?

Озноб пробирает до мозга костей, заставив предательски ослабеть руки. Проглотил вставший в горле ледяной ком, пополз к родичу, не поднимая головы и изо всех сил прижимаясь к холодному и почему-то скользкому полу.

– Живой? – цепкие руки Георгия сильно защемили вместе с одеждой и мою многострадальную шкуру, подтащили к себе. Больно, но я только поморщился.

Охлопал меня со всех сторон, потормошил, вгляделся в лицо:

– Опомнился?

– Что это было?

– Снаряд прямо в отсеке взорвался. Каким чудом нас не зацепило? А артиллеристов всех положило, считай. Один старшина вроде жив остался и то… ненадолго.

Я отлепился от горячего надёжного тела родича, пополз по липкой палубе к двери, потянул на себя артиллериста, увидел побелевшие от нестерпимой боли глаза, приложил руки к окровавленным ладоням на животе, закрыл глаза, сосредоточился. Ухнул в чёрную пропасть, начал беспорядочно падать, испугался, заорал от накатившей жути. Отпрянул, уткнулся спиной в подползшего боярина.

– Давай вдвоём попробуем?

Только что кивнул согласно и протянул вперёд свои ладони, закрывая от неизбежного страха глаза и одновременно чувствуя успокаивающее тепло, исходящее от знакомых рук.