Он протягивает мне ладонь, и я здоровой рукой даю ему пять. Я люблю проводить время с отцом, когда нам никто не мешает.

Выхожу из кабинки, папа ждет меня у раковины. Открываю кран, искоса поглядывая на отца. Вот уже месяц как он не распускает руки. Он чаще улыбается, а если и сердится, то отходит подальше. Теперь мы счастливы. И я отваживаюсь задать ему вопрос…

– Пап?

– Да?

Почему-то меня охватывает робость. Изучая собственные ладони под струей воды, мямлю:

– Можно… можно мне иногда играть в футбол с Дином и Джейком? – Конечно, папа всегда был против, потому что американский футбол – опасная игра, где легко получить травму. Но раз уж его характер изменился, то, может, и мировоззрение тоже? – Мы хотим попасть в школьную команду в старших классах.

– Что ты сказал? – выключив воду, нахмурившись, переспрашивает отец, хотя, я думаю, он и так все прекрасно расслышал.

Беспокойство во мне нарастает. Сердце сжимается. Тем не менее несмело повторяю:

– В футбол… иногда… можно?

– И думать забудь, – категоричным тоном заявляет отец и отворачивается, вытирая руки о джинсы.

В туалете, кроме нас, ошивается пара болельщиков, которые уже выходят.

– Папа, Дину же разрешают! – канючу я.

Чего он заупрямился? Кому будет плохо, если я немножко попинаю мячик? Я же не собираюсь заниматься этим круглыми сутками!

Отец сердито щурится.

– С Дином пусть разбираются его родители. А ты – мой сын! Я запрещаю тебе играть в футбол. Давай закроем эту тему.

Сжав зубы, отворачиваюсь к зеркалу и упрямо бормочу:

– А я все равно буду.

Я люблю папу, во всем его слушаюсь и многое готов ему простить. Почему он не разрешает мне такую мелочь? Почему мне нельзя немножко отдохнуть от учебы?

Внезапно отец хватает меня за футболку и дергает на себя.

– У тебя нет на это времени, Тайлер, – шипит он, буравя меня взглядом. От него несет пивом. Отец вновь стал злым. Я-то надеялся, что больше никогда его таким не увижу. – А в старших классах и подавно не будет. И если ты еще хоть раз – один гребаный раз – об этом заикнешься…

– Папа… – шепчу я, опуская глаза. Отец так сильно сжимает мою футболку, что костяшки пальцев побелели. Он хоть понимает, что творит? Ведь он только что нарушил свое обещание!

Быстро озираюсь. В туалете почти никого нет, только у противоположной стены какой-то парень, расхаживая туда-сюда, болтает по телефону и не обращает на нас никакого внимания. Поскольку вступиться за меня некому, пытаюсь справиться сам:

– Перестань…

Мой голос звучит, как всегда, жалобно и слабо.

Отец с силой толкает меня спиной к раковинам и с нескрываемым разочарованием и гневом качает головой. Целый месяц он не смотрел на меня так, и вот опять… Мне страшно.

Отец ерошит волосы. На его руках вздулись вены. Развернувшись, он стремительно скрывается за дверью.

Он же обещал… обещал, что никогда больше меня и пальцем не тронет. А сам…

Отец обманул меня. Больше я никогда ему не поверю. Я не такой дурак!

До конца матча я не могу сосредоточиться на игре. Сижу, не шевелясь, и смотрю в никуда, пытаясь подавить приступы тошноты. Мысли путаются. В какой-то момент отец даже спрашивает, хорошо ли я себя чувствую. Не глядя на него, отвечаю, что да, все в порядке, просто устал.

Отец и Хью беззаботно смеются, покупают еще пива… Неужели отец не видит, что я несколько недель заново учился ему доверять, а теперь все пошло прахом? Я действительно думал, что отец будет добрым, и все пойдет по-другому… Оказалось, все вранье. И я снова не чувствую себя в безопасности рядом с ним. Сегодня мы ночуем в Сан-Франциско, однако я хочу домой. К маме. Я скучаю по ней. Она не даст меня в обиду.

Когда мы уходим со стадиона, толпы болельщиков восторженно гудят и ликуют. Команда «Форти Найнерс» победила, но мне по фигу. Отец и Хью шагают впереди, а мы с Дином спешим за ними, чтобы не отстать и не потеряться. Дин оживленно рассказывает про своих любимых футболистов, не замечая, что я пропускаю его болтовню мимо ушей.

Внезапно Хью останавливается и смотрит поочередно на отца, на нас с Дином и на оставшийся позади стадион.

– Стойте-ка! Надо сфотографироваться, иначе наша мама расстроится. Правда, Дин?

– Ага! – Дин хватает меня за руку и тащит к нашим отцам.

Они с Хью обязательно делают памятные снимки после каждого матча, такая традиция.

Хью вручает какому-то прохожему телефон, и мы все вместе позируем на фоне стадиона. Дин кладет руку мне на плечо. У него и Хью на лицах сияют одинаковые радостные улыбки. Отец становится спиной к камере и большим пальцем указывает на надпись «Грейсон» на футболке.

– Тайлер, – весело окликает он меня, – повернись!

Но я не двигаюсь с места. Не хочу демонстрировать на фото нашу фамилию. Во мне словно что-то оборвалось. Не могу даже заставить себя улыбнуться.

Наши дни

На следующее утро, когда мы выходим из тренажерного зала, Дин вспоминает, что хотел показать мне новую выхлопную трубу, которую они вместе с отцом приладили к его машине. Мы садимся в мою «Ауди», на которой приехали в фитнес-клуб, и мчим к Дину.

Когда я захожу к нему в гараж, Дин тотчас перебирается в свой автомобиль и, заведя мотор, с довольной улыбкой прислушивается к урчанию двигателя. А я, прислонившись к полкам со спиртным и сложив руки на груди, осматриваюсь. Сколько себя помню, Дин и его отец были преданными фанатами команды «Форти Найнерс», но я никак не ожидал, что у них здесь такая… выставка. В гараже развешаны самые разные сувениры, от спортивных футболок до миниатюрных шлемов и флажков. И, разумеется, тут полно фото в рамках и под стеклом, ведь Дин и его папа фотографируются всякий раз, когда едут на игру. Мой взгляд цепляется за один из снимков на противоположной стене. Прищурившись, пытаюсь его разглядеть. Нет, не видно, слишком далеко стою. Обогнув автомобиль Дина, подхожу ближе, и сердце екает. Так и знал.

Это фотография с того самого матча Сан-Франциско – Лос-Анджелес. Мы с Дином, еще совсем дети, запечатлены на фоне стадиона. А рядом – наши отцы. Папа Дина, Хью, и мой – гад и мерзавец. Дин и Хью жизнерадостно улыбаются в камеру. Отец стоит спиной, демонстрируя надпись «Грейсон» на футболке. А я гляжу себе под ноги и не могу выдавить даже подобие улыбки.

Никогда не забуду тот день. Помню свою радость и воодушевление по дороге на стадион. Вроде бы начинала налаживаться нормальная жизнь, а в тот вечер… в тот вечер все опять пошло наперекосяк. До сих пор отчетливо вижу ярость, исказившую лицо отца там, в туалете, и явственно ощущаю, как он дергает меня за футболку. А в ушах еще звенят его гневные крики… Спустя месяц отца арестовали.