ведущая в скрытое помещение – настоящую выставку побед эльтасмирийского духа над порождениями тьмы – черепа, кости, чучела опасных обитателей этого мира. Тщеславие было чуждо капитану Алуриэлю, поэтому никто, кроме него не видел эту коллекцию. В моменты печали он заходил сюда и размышлял о бренности бытия, о вечной молодости старших рас и о том, как хрупко бессмертие, ведь если старость и не касается твоего тела, то когти, зубы, щупальца и прочие инструменты смерти могут легко отобрать вечную жизнь и вернуть неувядающее тело обратно Вселенной.

Кровать капитана была образцом практичности и удобства, и была неотъемлемой частью корабля, как жизненно важный орган в организме человека. Именно поэтому он приказал поместить сюда раненого Айдагилля, чтобы его здоровье поскорее поправилось. Её вогнутая форма позволяла находиться в безопасности даже в беспокойном сне, а родство с Минта`эдвен-Эарини стабилизировало жизненные ритмы раненого.

Обнажённый Танцор Вихря, облепленный маленькими судовыми духами иллор-киа, лежал на кровати капитана. По заживающим порезам на его теле Теольминт сразу понял, что его жизни уже ничего не угрожает. Но причиной, по которой Айдагилль позвал их с Улиантой, были не ранения. Причина, в лице Эледу – второй эльтасмирийки на корабле, сидела рядом с кроватью Айдагилля и держала его за руку.

– Я рад видеть вас живыми! – Воскликнул Танцор Вихря, как только они вошли.

– Архонт Вельсиолл не мертвее нас. – Ответил ему Теольминт, ощущая лёгкую неловкость от ситуации.

– Я знаю, что с ним всё в порядке. Иллор-киа уже успели рассказать нам с Эледу об этом.

Он сделал многозначительную паузу, за время которой Эледу сильнее сжала его руку. Теольминт видел, как она волновалась, стараясь не встречаться с Улиантой взглядом.

– Я позвал вас, чтобы сделать важное объявление. – Продолжил Айдагилль. – За время вашего отсутствия я был ранен. За мной ухаживала Эледу. Это не осталось без последствий, и я предложил ей стать моей спутницей жизни. Она согласилась. Отныне я и Улианта больше не можем считаться парой.

Айдагилль был очень лаконичен, так как внутренне переживал и очень не хотел обидеть Улианту. Смущение и неловкость Теольминта как рукой сняло. Он возликовал, тоже внутренне, и, сохраняя внешнее спокойствие, спросил:

– Но почему ты позвал меня?

Айдагилль ответил без заминки:

– Я предположил, что за время насыщенных дней на острове между вами тоже может пробежать искра или возникнуть связи. Из тех, что кто-то из вас постарался бы скрыть. Чтобы избежать недомолвок, я принял решение внести ясность сразу же, как только вы вернётесь на корабль. Любое недопонимание может вылиться в конфликт, а капитан Алуриэль не потерпит подобного на своём корабле.

В каюте установилась тишина. Даже духи иллор-киа притихли и померкли, превратив эльтасмириев в едва различимые силуэты. Нарушил молчание Теольминт:

– Эледу и Улианта. Я попрошу вас выйти. Мне следует поговорить с Айдагиллем наедине.

Первой вышла Эледу, так и не проронив ни слова. Вслед за ней на нижнюю палубу, закрыв за собой дверь, удалилась и Улианта. Она убедилась, что рядом никого нет, и улыбнулась. Впервые за долгое время в её сердце вернулась гармония. Сама того не заметив, она расплела косу.

Пирата держали на камбузе – рядом с запасом провизии и благоухающих эльтасмирийских трав. Сносные на первый взгляд условия оборачивались для пленников пыткой, особенно если их поступками руководили тёмные мысли. Запахи трав сделали зыбкой границу между явью и грёзами пирата. Зыбкой навсегда. Отныне и до последнего вздоха этому человеку суждено слышать голоса моря, разуметь крики чаек и постигать доносящиеся из глубин стоны морских чудовищ, неслышимые сухопутным существам.

За два дня его рассудок бесповоротно помутнел и Вельсиолл застал его за тщетными попытками остановить кровотечение из носа, которое сам пират и вызвал, расцарапав его длинными грязными ногтями. Он вращал глазами и как будто прислушивался к чему-то.

– Как твоё имя? – Спросил архонт.

– Т-с-с-с, – пират прижал окровавленный палец к губам, – она поёт для меня. Её зовут Минта’эдвен-Эарини. Не отвлекай её!

– Своим пением она спасает тебя от полного погружения в безумие, человек. Ты счастливчик – не каждый удостаивается такого внимания. – Произнёс архонт на языке «эльтасмири», чтобы проверить возникшие догадки.

К его удивлению пират понял слова и заголосил:

– Она сотрёт мою память. Я никогда не вспомню, что побывал внутри. Но зато теперь я понимаю Море!

Внезапно он закашлялся и чихнул, отчего из его носа вылетел сгусток крови.

– Почему она не хочет убирать от меня свои травы? Зачем мне вдыхать эти отвратительные запахи? Прикажи ей. Она послушается Свет Надежды, озаривший Дом Весеннего Шторма во мраке Обновления Мира.

Вельсиолл опешил. Пират не мог знать перевода его имени, но, тем не менее, назвал его короткую «человеческую» версию.

Внезапно бамус метнулся к архонту, пал ниц и принялся целовать его ноги:

– Отпусти меня к земле! Отпусти! Я расскажу, почему мы здесь! Я назову тебе имя!

– Назови его сейчас же, и будешь отпущен к берегу.

Пират мгновенно успокоился, вынул из кармана сияющий крахмалом чистейший платок, вытер кровь с лица и сказал:

– Пленный не может верить свободному. Отпусти меня и всё узнаешь.

Архонт молча взял пленника за плечо и повёл на верхнюю палубу, где по левому борту ожидала лодка из пиратского селения, на которой посольство и вернулось на корабль.

– Нам заплатили за блокаду Рокушимы. Чтобы корабли метрополии не приходили сюда. Чтобы любые корабли проходили, а корабли императорского Дома – нет. Отпусти меня и я назову имя!

Пират с остервенением раздирал себе нос, пытаясь избавиться от запаха эльтасмирийских трав и вдохнуть такой приятный морской воздух. Выйдя на палубу, он поднял голову к ночному небу, полному звёзд, засмеялся и закричал:

– Нам заплатили за абордаж кораблей Дома Кхатаз. Никто не прошёл мимо нас. Мы утопили всех. Особо оплачивается смерть чиновников. Любые государственные деятели, писари, герольды, хронисты и им подобные, пытающиеся проникнуть на Рокушиму, должны быть безжалостно уничтожены. Мы утопили даже одного письмоводителя из министерского квартала Кхатаза. Отпусти меня и я назову имя. Я знаю, кто – заказчик! Отпусти меня!

После этих слов пират вновь захохотал, глядя на небо. Вельсиолл подтащил его к палубе и сбросил за борт. Бамус с глухим стуком шлёпнулся прямо на дно лодки, застонал, с трудом поднялся на ноги и схватил весло.

Он не сводил осоловевшего взгляда с Вельсиолла, и только когда немного отгрёб от Минта’эдвен-Эарини закричал:

– Его звали Табиючи! Табиючи! Отпусти меня! Пусть этот запах уйдёт! Отпусти меня!

Безумные крики пирата потонули в ворчливом ночном море, но продолжали биться в голове Вельсиолла.

«Похоже, старый лорд