Каким образом ему удастся это сделать, Герман пока не знал. Но в душе уже посылал тысячи проклятий этой легкомысленной мамаше, которая не могла выйти из дома пораньше, зная прекрасно, что транспорт ходит не очень хорошо, что на дорогах постоянные пробки. Конечно же, ничего с ней не случилось. Просто наверняка заболталась с какой-нибудь подружкой о модных тенденциях нового сезона в одежде и макияже. Или не смогла вовремя оторваться от экрана телевизора, на котором разворачивались захватывающие и леденящие душу события пятьсот пятьдесят девятой серии какой-нибудь бразильской мыльной оперы.

А что с ней еще могло случиться?

Конечно же, ничего. Просто мальчишке досталась слишком безответственная мамаша. Только и всего – а ему теперь приходится расхлебывать ее безответственность и притворяться волшебником. Наверное, нужно будет сказать ей пару ласковых слов, когда она наконец появится…

Впрочем, один-единственный плюс в столь легкомысленном поведении этой неизвестной барышни все же имелся – если бы не ее страсть поболтать с подругами, они с Никитой точно бы не встретились. Он ушел бы из театра на несколько минут раньше, в толпе других детей, сопровождаемых мамашами не столь легкомысленными и не настолько трепетно относящимися к бразильским мыльным операм.

Они бы просто разминулись. Получается, за эту встречу он должен быть благодарен ей, этой незнакомой пропавшей тетеньке. Отчасти – ей, отчасти – директору какого-нибудь центрального канала, который распорядился именно в этот день и именно в это время поставить в сетку передач очередную серию бразильского мыла…

Если, конечно, причина опоздания заключалась именно в этом.

– Твоя мама любит смотреть сериалы? – на всякий случай поинтересовался Герман.

– Нет. Терпеть не может.

– Почему? – Герман почти удивился. У него было очень мало знакомых женщин, все – коллеги по работе, но среди них не было ни одной, которая не любила бы смотреть мыльные оперы.

– Не знаю. Просто не любит, и все.

– Надо же. Какая у тебя мама.

Черт, куда же она подевалась, в таком случае?

– А с подружками любит поболтать?

– У нее их вообще нет, – ответил Никита.

– Вот как. Мама у тебя, надо признаться, не совсем обычная.

Герман казался вконец озадаченным.

Никита с готовностью кивнул, охотно признавая факт необычности собственной мамы. Они уже шли по улице в сторону кафе, находящегося за поворотом.

– Ну, значит, на самом деле просто транспорт ее подвел, твою маму. Вы далеко отсюда живете?

– Не знаю. Но на автобусе мы ехали долго. Минут двадцать, наверное…

Он наморщил лоб. Видно было, что мальчишка еще пока плохо разбирается во времени, что почти не чувствует его. И это очевидное преимущество ребенка перед любым взрослым человеком. Одно из многих очевидных преимуществ.

Никита всю дорогу тревожно оглядывался. Герман, перехватывая его взгляды, каждый раз хотел напомнить про проблемы с транспортом и пробки на дорогах, но возле автобусной остановки в этот момент образовался целый автобусно-троллейбусный парк, и сердце от этой картины заныло.

– Постойте, может быть, мама…

А Герман почему-то заранее знал уже, что ни в одном из этих автобусов-троллейбусов мамы Никиты не окажется. Какое-то шестое или седьмое чувство ему подсказывало… Может быть, и правда у каждого человека от рождения есть способности настоящего волшебника, нужно только развивать их?

Предположения его подтвердились. Никита вздохнул и медленным шагом двинулся вперед.

– А что бы вы сделали, если бы на самом деле… Ну, если бы на самом деле смогли стать волшебником? Хотя бы на один день?

– Вот как, значит, не веришь мне все-таки… Не веришь в то, что я настоящий волшебник?

– Нет, конечно.

– Хочешь, докажу?

– А как?

– Да очень просто. Ну, вообще-то нам, волшебникам, не полагается колдовать просто так, ради развлечения. И даже ради того, чтобы доказать кому-то силу своего волшебства. Мы, добрые волшебники, должны колдовать исключительно для чьей-то пользы. Вот, смотри…

Герман отыскал в барсетке свежую денежную купюру – новенькую сотню, которая еще пахла типографской краской. Осторожно положил ее на ладонь и, выдержав торжественную паузу, прошептал:

– Смотри…

Этот фокус он знал еще с детства – любая свежая банкнота, по крайней мере российская, всегда начинает двигаться под воздействием тепла ладони, сворачиваться с обеих концов.

Никита, видимо, такого фокуса раньше не видел, поэтому смотрел как завороженный. Купюра как будто оживала…

– Это фокус. Фокус, а не волшебство, – вздохнул Никита.

– Ну вот, – вздохнул в ответ Герман и убрал сотню на место.

И оба они улыбнулись. Как два заговорщика, которые разыгрывают общую сценку.

Таковы были правила игры. И кажется, эти правила были понятны им обоим.

Герман посмотрел на часы. Черт, из отведенных волшебных пятнадцати минут оставалось всего лишь десять. Всего лишь десять, по истечении которых появится запропастившаяся маман и заберет своего ребенка, предварительно отругав Германа за то, что он украл его.

А разве не так? Стоял себе ребенок на перекрестке, а он утащил его в кафе. Украл, иначе не скажешь.

Вот, уже девять минут осталось… Жаль, безумно жаль, что время летит так быстро. А ведь ему совсем не хочется расставаться с этим мальчишкой. И наверное, даже не потому, что у него Пашкины глаза. За те пять минут, что они провели вместе, Герман, как ни странно, уже привык к его новому имени. И почти смирился с тем, что прошлое вернуть невозможно. И даже допустил мысль о том, что в настоящем не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд…

И черт возьми, у него даже мелькнула мысль о том, что и в будущем…

Впрочем, эту мысль он до конца не додумал. Слишком провокационной она была, слишком опасной.

– Ну вот, мы и пришли. Заходи и не стесняйся.

Они оказались внутри того самого кофе, куда Герман с приятелями часто ходил в детстве. Что самое удивительное, обстановка здесь практически не изменилась. Все те же столики, покрытые клеенчатыми скатертями, те же алюминиевые креманки с мороженым – только теперь на витрине было представлено никак не меньше пятнадцати сортов. Разноцветные яркие шарики притягивали взгляд.

Никита застыл перед стеклянной витриной. Герман, наблюдая за ним, ясно видел, что на некоторое время тот даже забыл о своей пропавшей маме, – проблема выбора отвлекла его от грустных мыслей. Еще одно несомненное преимущество детства – если бы Германа могли отвлечь эти разноцветные шарики…

– Клубничное, – наконец вымолвил ребенок. – И фисташковое… И…