На полках в библиотеке полковника Гранта стояло много томов в красном сафьяне с золотым тиснением. Похоже, Киплинг был одним из его любимейших авторов.

Полковник взглянул на заглавие сборника, откинулся на спинку кресла и произнес:

— Киплинг — отличный писатель. Жаль, сейчас он не в моде.

— Я его прежде не читал.

— Вот и поделитесь со мной впечатлениями. Ваше поколение… — Полковник замялся и продолжил: — У вас совсем другой взгляд на вещи.

Вдали, на пыльной дороге, вьющейся мимо сада, шли индийцы в ярких одеяниях.

— Сэр, вы не знаете, что это за птицы кричат? — спросил Джеймс.

— А, это местные воро́ны. На наших совсем не похожи, правда?

— Да, они какие-то осипшие. Почти как я.

Полковник с облегчением рассмеялся, будто серьезная сосредоточенность Джеймса пугала его.

— Не волнуйтесь, это из-за пыли. Тут вообще очень грязно. Со временем привыкаешь.

— Как вы думаете, к жаре можно привыкнуть?

Повязки прикрывали язвы на теле Джеймса, шею обметала воспаленная сыпь. Полковник с сожалением посмотрел на него и сказал:

— Боюсь, к этому привычки не вырабатывается. Моя жена до сих пор жару плохо переносит. Обычно она уезжает в горы… Сейчас вот осталась, хочет помогать фронту, хотя чувствует себя неважно. Вы наверняка заметили…

— Да, конечно.

— А где ваши приятели?

— Отправились в город.

— Бедняги, им нечем заняться.

— Мы просто рады стоять на твердой земле, сэр.

— Да, я слышал, вам несладко пришлось, — кивнул полковник и ушел в дом.

После этого он часто приходил на веранду и беседовал с Джеймсом на самые разные темы.

— Вам не предлагали записаться на офицерские курсы?

— Предлагали, но я отказался. Сам не знаю почему.

— Чин пошел бы вам на пользу.

— Да, в плавании я об этом пожалел.

— Разумеется…

В другой раз, глядя на красный томик, лежавший перед Джеймсом, полковник процитировал:

Вражде и смуте есть конец,

Вожди уходят и князья…[20]

— Не похоже, что уходят, сэр, — сказал Джеймс.

— Индийцы хотят, чтобы мы ушли. Очень хотят. Да вы и сами наверняка заметили.

За неделю пребывания в Индии Джеймс успел ознакомиться с заголовками в газетах: «Восстания», «Свободу Индии!», «Индия для индийцев», «Британская тирания»… Он вспомнил полузабытые призывы социалистов: «Свободу Индии!» «Что ж, Индия для индийцев… в этом есть какой-то смысл», — рассеянно подумал он.

— Полк, который квартировал здесь до вас, отправили в Бирму.

— Да, мы слышали.

— Они участвовали в подавлении восстания неподалеку отсюда. Очень неприятное дельце было. А вы что об этом думаете?

Джеймс считал, что солдатам следует беспрекословно исполнять приказы командования.

— Мне судить не положено, сэр.

— Мудро замечено, — рассмеялся полковник.

— Нас тоже в Бирму пошлют? — осторожно спросил Джеймс.

— Не знаю. Нет, правда, не знаю.

— А если бы и знали, все равно бы не сказали.

— Да, распространяться об этом не положено. Вы же понимаете, японцы готовят вторжение в Индию, якобы чтобы освободить страну от британской тирании. Похоже, они не шутят.

— Да, похоже на то.

— Судя по всему, на случай вторжения здесь оставят контингент британских войск.

— Ясно.

— Да, к этому все и идет.

Дни сменялись с монотонной однообразностью, без особых событий. Однажды, ближе к концу пребывания Джеймса в доме Грантов, полковник вышел на веранду, громко стуча сапогами по половицам. Джеймс сидел, погрузившись в глубокую задумчивость. Полковник кашлянул. Джеймс очнулся и с улыбкой вскочил, приветствуя старого вояку. Полковник Грант с усилием опустился в кресло.

— Знаете, для некоторых Индия — очень непростая страна. А некоторые приживаются. Таких немного, конечно. Вообще-то здесь трудно жить… — Полковник замялся, вытянул длинные ноги в отглаженных льняных брюках, тонкой загорелой рукой потер подбородок и задумчиво посмотрел в сад. — Позвольте узнать, вы хорошо спите?

— Нет, сэр. Слишком жарко.

— Да-да. Ничего, скоро начнется муссон, будет полегче.

— Все с таким нетерпением ждут муссона, словно это чудо какое-то.

— Конечно, чудо. Сами увидите. Джеймс, послушайте… вы уж простите, если я не в свое дело лезу. Видите ли… не стоит слишком углубляться в переживания. Это бессмысленное занятие, особенно здесь. Понимаете, Индия давит на психику… Надо взять себя в руки, иначе… Я здесь сорок лет прожил, многое повидал. Если бы не война, давно бы вернулся на родину.

Джеймс бесстрастно сидел, не глядя на полковника.

— Прошу вас, прислушайтесь к моему совету, — продолжал Грант. — Не принимайте все так близко к сердцу.

— Да-да, сэр, конечно. Вы правы. Это все из-за плавания. Вы не представляете, как… — Джеймс запнулся. Не стоит говорить пожилому человеку, что он себе чего-то не представляет. — Простите, сэр. Я не хотел… Я имел в виду… — Внезапно его охватила безудержная ярость. Он побледнел и сжал кулаки. — Это было ужасно, сэр…

Книга упала на пол. Полковник поднял ее и задумчиво пролистал страницы.

— Я часто вспоминаю эти строки:

Городу, роду и племени

Жизнь отмеряет века,

Для бесконечного Времени

Век у них, что у цветка.

Но раскрывается снова

Цвет, лишь сойдут холода:

Так на руинах, из праха земного,

Вновь растут города...[21]

— Конечно, сэр.

— Вдобавок, все забывается, Джеймс. Все забывается…

— Нет, сэр, я никогда не забуду. Никогда.

— Да, жаль… — вздохнул полковник и вернулся в дом.

Наконец за солдатами, гостившими у Грантов, прислали машины. Поднявшийся ветер взметал клубы пыли, срывал с деревьев листву, ломал ветви. Люди прятались в домах, лавочники торопливо опускали ставни в магазинчиках, чтобы нехитрый товар не унесло вихрем. В горле пересохло, едкая пыль жгла глаза.

Машины обогнали солдат, маршировавших по дороге в направлении гарнизона, — похоже, бойцы возвращались из увольнения. Они шли, угрюмо сощурившись и сурово сжав губы. Солдатские сапоги вздымали высокие фонтанчики пыли. Проходящие мимо автомобили обдавали взвод удушающими бурыми клубами.