Вот ведь типус! На словах проявляет сочувствие, беспокоится о наших судьбах в предстоянии «Звезды» скорому огненному апокалипсису Сильваны. А на деле дает понять, что не удивится, если мы и звездолет потеряем, и сами еле ноги унесем — одни ведь всё решили, голубчики, без него, так что и пятки уносите оттуда как-нибудь сами!

В тот момент я еще даже не подозревал о зреющем на «Восходе» заговоре жаждущих помочь «Звезде» не на словах, а на деле в противовес даже Уставу и собственному командиру Панкратову. Как помочь? Например, посредством ракетоплана с борта «Восхода»!

Я понимал этическую неоднозначность своего решения идти на «Звезде» к обреченной, но еще пока живой Сильване. Но я никак не думал, что тем самым, видимо, сам того не желая, вскормил и выпустил джинна безрассудства пополам с убежденным фанатизмом, того самого чудовища с глазами, горящими неизбывной жаждой познания, перед зовом которого подчас не устоять самому дисциплинированному ученому сухарю.

Апрель, 2161 г.

Флагман Четвертой Межзвездной Экспедиции МКК-5 «Звезда»

Орбита планеты Сильвана, система звезды Вольф 359

Высадка не неисследованную планету!

Как много в этом звуке!

Чепцов лично повел «Лебедь» на посадку.

Ледяной панцирь, сковавший планету, был нашим пилотам на руку. Он пока еще сохранялся во многих местах даже на экваторе и предоставлял множество естественных «посадочных полос». Потому что при всем своем техническом совершенстве, на фоне которого первое поколение земных космических челноков (еще XX века) смотрелось просто бумажными самолетиками, наши ракетопланы не умели садиться вертикально на землеподобные планеты. Им требовалась посадочная полоса длиной 440 метров или больше.

Повсюду простирались огромные ледяные поля. Любое из них в принципе годилось для посадки. Но загвоздка была в том, чтобы посадочная полоса не имела крупных трещин и фатальных неровностей.

Для предварительной разведки кондиций посадочных полос были задействованы три зонда типа «Адрон». Они просмотрели оптикой и прощупали радарами сотни квадратных километров поверхности Сильваны вокруг намеченной зоны высадки на экваторе.

В итоге были найдены три подходящих взлетно-посадочных полосы, названных в порядке обнаружения Первой, Второй и Третьей.

Я изучил возможные варианты и, не оригинальничая, приказал Чепцову садиться на Первую.

Для надежности два «Адрона» еще раз прошли над ней и распылили специальный химикат, улучшающий сцепление шасси со льдом.

Несмотря на очень сильный ветер, «Лебедь» уверенно сошел с орбиты и погасил скорость до 5 Маха. После самого обыденного снижения и чистой посадки ракетоплан откинул рампу.

Для начала из его чрева выкатилась разведка на багги. Багги покрутился вокруг «Лебедя» по расширяющейся спирали, остановился.

Честь стать первыми землянами на поверхности Сильваны выпала астрофизику Борису Багрию и геологу Светлане Руцкой.

Они взяли анализы льда и почвы на радиацию, бактерии и опасные вещества.

Ничего особенного. Хотя радиация заметная, да. Бактерии имелись, но какие-то скучные.

Затем, получив мое «добро», из «Лебедя» выполз тяжелый вездеход «Росомаха».

И — группа двинулась. Впереди шел багги. За ним — трое пеших исследователей. И, наконец, в арьергарде, всегда готовая предоставить защиту, ползла внушительная «Росомаха».

Ракетоплан поднял рампу и оставался на месте в полной готовности к взлету. Его охраняли несколько автономных сторожевых комплексов АСК-5 и барраж из трех «Адронов».

Благодаря системе виртуального присутствия каждый член высадившейся группы мог получать данные от своих коллег и не только вести с ними радиообмен, но и перебрасываться фотографиями, видеороликами и прочей свежей информацией.

Ну а я благодаря той же системе — я как будто стоял за плечом у каждого.

* * *

Огромный остов стального — о боже, конечно же, стального, на обитаемой-то планете, но как же трудно к этому привыкнуть! — механизма на колесно-гусеничной тяге торчал из грунта точно гигантская многоножка. Пыталась эта многоножка выбраться из земли, застряла и навсегда осталась на границе предгорья и длинной степной полосы — нескончаемой, до самого горизонта, покрытой густой сетью глубоких трещин.

Такие почвы я видел на космодроме в Туркмении, местные жители называют их «такыр». Мне показалось, что здесь они искусственного или, так сказать, вынужденного происхождения. Ведь, с учетом катаклизмов, обрушившихся на эту несчастную планету, климатические и геологические метаморфозы протекали тут с бешеной скоростью.

Вот и сейчас природа Сильваны взбесилась и пустилась во все тяжкие. Я, наблюдавший за ходом высадки и продвижения десантной группы издалека, по картинке от нескольких камер, казалось, кожей чувствовал ураганные порывы ветра, гулявшего над такырами. Я даже непроизвольно поежился, хотя ветер был определенно теплым — над Сильваной разгоралась последняя в ее истории, стремительная и быстротечная весна. Весна смерти.

От сознания того, что сейчас я лицезрею мир, готовящийся вот-вот погибнуть и исчезнуть навек, без следа, на сердце было одновременно и волнительно, и величественно, и грустно. Мы еще не успели узнать Сильвану, только-только ступили на ее поверхность, а уже печалились от скорого расставания. Поистине, никогда прежде не думал, что однажды в жизни буду испытывать столь причудливую смесь чувств.

— Просто гусеничный поезд какой-то. И отменно раздолбанный к тому же, — жизнерадостно произнес Ярослав, плотоядно разглядывая выступающие из грунта узлы стометровой махины.

Камера наехала и отчетливо продемонстрировала зазубренные края пробоин почти метрового диаметра. Видимо, как нередко это случалось и у землян, какие-то могущественные военные группировки Сильваны решили под занавес собственной истории выяснить отношения, на сей раз окончательно и навсегда.

По мере продвижения по такырам на северо-запад группа высадки всё чаще обнаруживала отчетливые следы и материальные свидетельства давних боевых действий.

Развалившийся на части, весь проржавленный остов колесной машины, по виду — топливного заправщика…

Два бронированных автомобиля — аналоги земных бронетранспортеров, которые подверглись воздействию чего-то вроде ацетиленовой горелки — судя по оплавленным люкам и смотровым щелям…

Самоходное длинноствольное орудие, поднявшееся на дыбы, с гнутым стволом и развороченным гусеничным лафетом.

Судя по степени коррозии и прочей визуалептике боевые действия здесь велись невесть когда, но прибирать территорию уже не имело смысла — всё равно что мести окурки на пылающем кладбище. По конструктивным особенностям образцов вооружения можно было уже давать первые оценки уровню развития цивилизации на Сильване.