— Действительно ужасно? — уточнила я.

Женщина, назвавшаяся Татьяной, молча кивнула. Последовавший подробный рассказ, пожалуй что, подтвердил ее оценку.

— У нас с сестрой большая разница в возрасте — шестнадцать лет. Я младшая. Надо честно сказать: из двоих мама меня всегда больше любила, баловала как могла, всё мне прощала. Но особенных возможностей для баловства у нее и не было — родители у нас были в разводе, папа денег когда давал, а когда и не давал (пил он, потому и развелись), мама всегда на двух работах работала… Со стороны сестры я никогда никакой ревности не чувствовала, наоборот: она и посидит со мной, и поиграть могла, и урок объяснит, если надо, но, сами понимаете, особой близости у нас тоже не было — слишком большая разница и общих интересов, считай, что и не было никогда. С мамой у сестры отношения всегда были несколько натянутые. Почему — не знаю, открытых скандалов не случалось (да мы и все не скандальные); наверное, из подростковости или еще что-то, чего я и не помню, потому что маленькая была. Ни сестра, ни уж тем более мама никогда мне ничего такого не рассказывали, да я и сама не интересовалась, если честно.

Мама умерла, когда мне двадцать один год исполнился. Она даже и болела немного — сгорела как-то сразу, за два месяца. Я теперь себя виню: наверное, ведь она и прежде себя плохо чувствовала, да скрывала от нас, а я и не замечала ничего, всё собой занималась, у меня тогда как раз с будущим мужем роман начинался. А когда спохватились, всё уже поздно было…

Еще вот в чем вина моя: мама в конце все просила — приведи своего хахаля домой, ко мне, я хоть на него гляну, кому тебя оставляю, а если придется он мне, так благословлю вас. С края жизни — оно ведь дорогого стоит. А я так и не сделала, как она просила. Стеснялась, да и верить не хотела. Ей говорила: да что ты мамочка, ты еще долго жить будешь! А сама думала: как это я его приведу, тут болезнью все пропиталось, да еще какое-то благословение несусветное, вообще деревенщина… А вдруг он ей не понравится? А вдруг он сам испугается и меня бросит? Теперь-то так жалею…

— А у вашей сестры была какая-то личная жизнь? Ведь она намного старше…

— Как-то оно всё у нее не складывалось, — вздохнула Татьяна. — Два раза, как я помню, вроде были и настоящие романы, один раз она даже уходила от нас, полгода жила с кем-то. Потом всё там развалилось, и она назад вернулась. Последние годы — ничего серьезного не было, это я уже точно знаю.

Ну вот, мама умерла, стали мы с сестрой жить вдвоем. Вроде все у нас ладилось, ни я ей не мешала, ни она мне. Когда мы с Володей пожениться решили, я ей первой сказала, познакомила ее. Она хорошо к Володе отнеслась, вежливо, расспрашивала его обо всем. Он мне потом сказал: какая у тебя сестра степенная… Мне тогда показалось, что она как будто роль какую-то играла, но все вышло хорошо.

Как я вышла замуж, хозяйство мы стали раздельное вести. Даже и не договаривались с Верой, просто оно само как-то так получилось — мы холодильник новый купили, а она себе что-то такое готовила, больше из овощей, чем мужика вроде и кормить несподручно. Никогда никаких распрей, наоборот, она всегда мне свое предлагала, а я — ей, супчику, там, или торт если у нас: у нас вот что есть, берите, пожалуйста.

Гости наши молодые, наверное, Веру и напрягали когда, мы же шумели там, музыку включали, но она за все время только один раз, помню, пожаловалась: голова болит, — так мы сразу всё выключили. Но когда Олечка родилась, так и вечеринки кончились, конечно.

— Как Вера отнеслась к рождению Олечки?

— Вот здесь-то все и началось, я думаю. То есть что началось? Я и сейчас иногда думаю: может, это я с ума сошла? Муж тоже говорил: у тебя паранойя. Может быть, наследственная.

— Рассказывайте так, как вы видели и чувствовали. Постарайтесь ничего не смягчать и не давать оценок, — велела я.

Слушать я старалась тоже непредвзято, но история и вправду получалась странноватая. Старшая сестра с несложившейся личной судьбой закономерно предложила помощь только что родившей младшей. Помощь, конечно, была с благодарностью принята. Хозяйства как-то незаметно снова (опять без всякого объявления) объединились. Муж Володя был всем доволен: ребенок ухожен, обед на столе, с женой в выходные можно погулять или в кино сходить. Олечка к Вере тянулась, мать быстро уставала от ее проблем и капризов (у нее то зубки режутся, то животик болит, то недоспала, то сопельки), а Верино терпение казалось неисчерпаемым. Принесет матери покормить и снова заберет в свою комнату. А там тетешкает на своей тахте, погремушками трясет да пяточки щекочет. А Олечка смеется-заливается.

Но когда Олечке исполнилось два годика и Татьяна как-то пришла в себя после родов и грудного вскармливания и огляделась… Что-то такое ей не понравилось… Попробовала поговорить с мужем, объяснить ему. Именно тогда и возник его тезис про паранойю: тебе всё мерещится, у нас всё хорошо, Вере огромное спасибо, нам повезло, прекрати нагнетать пустые страсти.

Татьяна пыталась «работать над собой». Убеждала себя, что все это совершенно естественно: у Веры нет своей личной жизни, поэтому она и привязалась так к Олечке. И прав Володя: только благодаря Вере она может уделять время супругу и посещать курсы и подруг…

— Олечка пойдет в детский сад, — решила Татьяна.

— Да зачем это? Она же еще маленькая! Будет болеть и в развитии остановится! А ты еще год можешь с ней сидеть, а если ты устала, так я могу на дом часть работы брать и тебя больше отпускать! — с не свойственной ей горячностью убеждала Вера.

Татьяна была непреклонна. Именно в это время она наконец сформулировала для себя свою тревогу: у нее сложилось такое ощущение, что это не ее семья и не ее дом, а Верин. Олечка при любой проблеме в первую очередь бежала в комнату к Вере, да и Володя по-серьезному с невесткой советовался чуть ли не чаще, чем с собственной женой.

Олечка пошла в сад, Татьяна — на работу. Проблема никуда не делась: девочка часто болела, Вера подстроила свой рабочий график так, чтобы с ней сидеть. Татьяна уверилась: сестра оттесняет ее от дочери. Пыталась, прочитав соответствующую литературу, что-то специально для дочери организовывать: давай мы с тобой сделаем вот так и вот так… Дочка тут же бежала в комнату к тете: Вела, а можно мы с мамой?.. Или: Вела, иди с нами!.. Или, матери: а Велу мы позовем?

Володя глупо подхихикивал над тревогами жены: ну давай еще одного родим, этот твой будет.

Однажды ночью, не находя себе места, Татьяна позвонила по психологическому «телефону доверия». Предъявила что-то до предела размытое, но, к ее удивлению, на той стороне линии ответили с предельной четкостью: только разъезжаться. Вы обе взрослые женщины, хотя и родные сестры. У каждой должна быть своя судьба.

Свет истины и надежды просиял пред очами Татьяны: как же я сама не догадалась! Всё подсчитала. Поговорила с Володей: я так больше не могу. У нас должна быть своя отдельная семья. Продадим квартиру. Вере выделим однокомнатную, где она захочет, это справедливо. У нас останется на первый взнос в ипотеку. Себе возьмем двух- или даже трехкомнатную, мы молодые, заработаем.