– Ты увиливаешь, – мягко замечаю я.

– А считается за увиливание, если я скажу, как сильно мне понравилось записывать выпуск с твоей мамой? Она классная.

– Да, она такая. Спасибо. И да – считается.

Он дрыгает ногой, как всегда, когда нервничает.

– В последнее время я что-то совсем расклеился, – говорит он после минутной паузы, пока мы наблюдаем за стаей уток, уплывающих вдаль по мутной голубой воде. – Ты и представить себе не можешь, сколько раз я проиграл в сознании вечер в доме мамы и папы, пытаясь понять, что сделал не так.

– В этом нет твоей вины. – Я не совсем понимаю, чего он от меня хочет – возобновить отношения без обязательств или забыть о них в принципе и начать все заново. Не может же он так скучать по сексу, верно? Я бы оценила свои навыки в постели на троечку.

– Я не был с тобой полностью откровенен, – говорит он. – Когда я сказал тебе, что секс имеет для меня большое значение… я говорил не только о сексе, а об отношениях в целом.

– Я… я поняла это. – В этом есть смысл, но это не объясняет того, почему между нами вообще происходит этот разговор.

– И я говорю не только о романтических отношениях. Ты ведь знаешь, что у меня здесь почти нет друзей. То есть, слава богу, есть Эдди, который вырос и стал даже круче, чем когда мы были детьми. Просто… одна мысль о том, что мне придется снова с кем-нибудь так сблизиться… пугает меня.

– Но разве не в этом суть отношений без обязательств? – Я закидываю ногу на ногу, полагая, что если буду выглядеть расслабленно, то смогу говорить с ним как ни в чем не бывало. – Слушай, если ты привел меня сюда, чтобы сказать, что соскучился по регулярном сексу, то сделай одолжение и скажи мне об этом сейчас, чтобы не затягивать.

Он бледнеет от ужаса.

– Подожди. Что? Ты думала, в этом все дело?

– Ну… да. Типа того.

– Я бы солгал, если бы сказал, что не скучаю по этому, – говорит он, и его губы изгибаются в ухмылке, которая пускает по моему телу волну удовлетворения, – но нет. Я хотел с тобой поговорить не по этой причине.

– Тогда я не понимаю! – Я всплескиваю руками, а раздражение растет. – Ты же говорил, что не хочешь ничего серьезного. Поэтому я не вижу проблемы в переходе от чего-то несерьезного к полному прекращению отношений. Почему бы нам просто не остановиться, Доминик?

Даже когда я произношу это, то звучу фальшиво. Голос ломается, сердце спотыкается, а слово «остановиться» отдается в голове громким эхом. Теперь я тоже лгу. Уже давно я ничего не хотела так сильно.

Доминик сжимает губы, а затем вздыхает.

– Я только пытаюсь тебе сказать, что, когда мы начали спать вместе… мне это вовсе не показалось несерьезным.

И разумеется, это запускает у меня в мозгу замедленный повтор. Всплеск адреналина от новых касаний, неопровержимый факт, что у меня никогда не было таких ярких оргазмов, как с Домиником.

Неопровержимый факт, что я никогда не говорила так честно ни с одним мужчиной, кроме Доминика.

– Я предложил это только потому, что ты настаивала, чтобы мы обсудили это, и решил, что ты просто не хотела, чтобы я превратно тебя понял. И я знал, как много для тебя значила – и значит – передача, – продолжает он. – Я не хотел подвергать ее риску, на случай, если мы неправильно поймем друг друга.

– О чем ты говоришь?

– Для меня это никогда не было несерьезным. – Его пальцы танцуют на краю скамьи в паре сантиметров от моего бедра. – Ни тогда, на острове, ни сейчас. Это мучительно – сидеть рядом с тобой и не иметь возможности дотронуться. Ты остроумная, сексуальная и смешная, и когда я с тобой… то жизнь как будто немного проще.

Теперь пульс ревет у меня в ушах. Я пытаюсь зацепиться за остатки логики, включаю оборону на полную. Я так сильно хочу ему поверить.

– Но тогда на передаче, когда нам позвонили – ты сказал, что тебе кто-то нравится.

Он закатывает глаза, словно я самая большая тупица на Земле – может быть, так и есть.

– Да. Ты.

Плотину внутри меня прорывает. Все, что я сдерживала, выплескивается одним большим потоком чувств. Я так устала от оправданий, лжи, попыток убедить себя, что могу игнорировать свои чувства к нему.

– О, – говорю я, чувствуя себя полной идиоткой. – Вау, а тебя нелегко прочесть.

От этого он смеется, но это нервный смех. Он кладет мне ладонь на колено, и большой палец начинает описывать медленный круг.

– Я познакомил тебя со своей семьей, – продолжает он. – Ты единственная, с кем я был после Миа. Единственная, помимо нее. Я подавал тебе знак за знаком.

– Я же сказала тебе, что обычно быстро привязываюсь. И я старше тебя и не знала, хочешь ли ты чего-то серьезного. Наверное, я не хотела возлагать надежды. Я сказала себе, что если между нами не будет ничего серьезного, то мне не будет больно, если ты не захочешь по-настоящему быть вместе.

– Шай. Я показал тебе своих ебаных плюшевых животных.

Я не могу не рассмеяться.

– Не знаю, что и сказать.

– Неплохо бы сказать, что я тебе тоже нравлюсь.

Я давлю улыбку и подсаживаюсь ближе, наклоняясь, чтобы взять его лицо в ладонь.

– Доминик. Ты мне очень нравишься. Я думала, это очевидно. Мне нравится, что ту версию себя, которую ты показываешь мне, не видят остальные. Ты и так наверняка знаешь, что меня безумно к тебе тянет. И ты так предан всему, что для тебя важно в жизни – работе, семье, Стиву Роджерсу Голдстайну.

– И Шай Голдстайн, – говорит он, пополняя список. И, кажется, я хочу навсегда остаться на этой скамье.

– Когда мы оказались у тебя дома, это было слишком по-настоящему. – Я пробегаюсь большим пальцем по его щетине. – Поэтому я и должна была все прекратить. Я не хотела быть там и вместе с тем не быть твоей девушкой.

Краешек его рта приподнимается. Я скучала по этой ямочке.

– То есть ты хочешь быть моей девушкой.

– Больше, чем хочу, чтобы Айра Гласс лично пригласил меня заменить его на «Этой американской жизни».

В этот момент он расплывается в полноценной улыбке, и мы целуемся. Я словно прожила целую жизнь без шоколада и только теперь, в возрасте двадцати девяти, открыла для себя его сладость.

Он зарывается руками в мои волосы, взъерошивая хвост.

– Господи, как же сильно я по тебе скучал, – говорит он, когда я устраиваюсь у него на груди, прижав ухо к сильному, уверенному сердцебиению.

Горячие новости: в Техасе жара. Техас в июне заслуживает отдельного круга ада. Мое бедное тельце с северо-западного побережья к такому не готово.

Прошло две недели с тех пор, как я прячу секрет, из-за которого периодически улыбаюсь: намазывая арахисовое масло на утренний бейгл, чистя зубы, сидя в пробке по дороге домой.