– Ты и меня должен порадовать, – настаиваю я, дергая подол его рубашки, и он соглашается.

Я кладу голову на подушку. Сердце колотится как сумасшедшее. Сначала я не уверена, смогу ли заставить себя кончить перед ним и хочет ли он этого сам. Но сила его взгляда и ожидание, скрытое в нем, двигают меня вперед. Я никогда так не открывалась ни перед кем, но хочу открыться перед ним.

Все это время я ощущаю на себе его взгляд и вижу, как сжимается его челюсть, словно он заставляет себя не реагировать. От осознания того, что он сдерживает себя, я завожусь еще больше. И перестаю сдерживаться.

– О боже, да, – говорит он, обхватывая мою щиколотку, пока я ускоряюсь. – Ты просто невероятно сексуальная.

В ответ я издаю мягкий стон. Я протягиваю руку к его рту, и он посасывает мои пальцы, а затем я засовываю их обратно между бедер. Оргазм захватывает меня врасплох – удовольствие каскадом проносится по спине мощной, быстрой вспышкой. Я все еще качаюсь на его волнах, когда рот Доминика впивается в мой.

– Это самое горячее, что я когда-либо видел, – говорит он, и от осознания того, как сильно это его завело, я жажду большего. – Хочу, чтобы ты увидела, какая ты красивая, когда кончаешь. – Он стягивает меня с кровати и подводит к зеркалу в полный рост, сбрасывая джинсы и переступая через упавшие на пол боксеры.

Он становится позади, взяв мои груди в руки и целуя шею. Я уже вся красная, а волосы взлохмачены.

– Мы хорошо смотримся вместе, – говорю я, пока его рука опускается промеж моих ног. И вуаля – я снова готова.

Я наблюдаю в зеркале, как он вводит в меня палец, а затем проводит им вверх по моему животу, оставляя полосу из влаги. Его поддразнивание мучительно, и я в полном восторге.

– Ты так меня заводишь, – говорит он. – Схожу с ума, когда я с тобой.

Когда удовольствие накатывает, накатывает, накатывает, он снова отступает. Я издаю нечто похожее на рык. Но он все равно не входит в меня, продолжая использовать пальцы, пока я не кончу снова, затуманив зеркало своим дыханием.

– Ты потрясающе себя контролируешь.

Сдавленный смех.

– Нет. Вообще нет. Я подыхаю. Просто хочу увидеть, как ты кончишь еще пару раз, прежде чем зарыться в тебя на остаток ночи.

К этому моменту мои ноги превратились в студень, поэтому я рада снова рухнуть на кровать и рада даже больше, когда он сажает меня на себя. Мне никогда не надоест чувствовать его внутри – его тепло, давление, гладкость. Поначалу мы не торопимся – размеренные движения растягивают меня сантиметр за сантиметром, а его глаза не сходят с моих. Глубже. Несмотря на его любовь к поддразниванию, так медленно мы еще никогда не трахались – к моменту, когда между нами такой контакт, мы обычно слишком друг друга хотим. Мы находим незнакомый, мучительный ритм.

– Кончи со мной, детка, – говорит он, и, может быть, дело в приказе, нежном обращении или и в том и другом сразу, но меня уносит вместе с ним.

После этого мы долго друг друга держим, как бы ожидая повторных толчков после землетрясения. Пахнет потом, сексом и каким-то приятным гостиничным освежителем воздуха, но я совсем не хочу принимать душ.

– Это было… – начинаю я, не зная, как выразить это словами. Мне нужно быть уверенной, что он почувствовал ту же страсть, что я. Что для него все тоже было по-другому.

Он притягивает мою голову к себе на грудь.

– Знаю.

В конце концов мы вместе направляемся в ванную, чтобы принять душ, который длится гораздо дольше, чем должен (к слову, лучший душ в моей жизни). Мы натягиваем плюшевые белые халаты и заказываем еду в номер, а затем залезаем в постель и находим по телику какой-то ужасный фильм.

– Завтра, – говорит он, сжимая мою руку.

– Как говорится, только на день впереди[43]. Нервничаешь?

– Немного боюсь сцены, – признает он. – Но я знаю, что делаю, и мы репетировали несколько недель, так что все будет хорошо. Я заучил сценарий. И верю, что все получится. Ты ведь не передумала рассказать всем?

Я качаю головой.

– Нет. То, что происходит между нами… это правильно.

По краям его глаз появляются морщинки, и он говорит:

– Сперва я так бесился, что меня определили с тобой на одну передачу. Не потому, что мы приукрашивали правду, а потому, что ты охрененно привлекательная, и я знал, что буду нервничать рядом.

– Перестань, – говорю я, мягко ударяя его по груди. – Ты не нервничал!

– Клянусь! – крестится он. – Ты была привлекательным продюсером «Звуков Пьюджет», а я – противным журналистом, которого интересовали одни лишь новости, и ты меня терпеть не могла.

– Журналистом с магистерской степенью, – поправляю его я, а затем признаю: – Ладно-ладно, я тоже подумала, что ты привлекательный. Но это не отменяло того, что ты был противным, и меня бесило, что ты к тому же милый. Как только ты закатал рукава, я умерла. Финита. – Я пробегаюсь по его рукам. – Предплечья – это для меня… нечто невыразимо сексапильное.

– Эх, – говорит он. – Если бы я раньше знал, то на запись каждого выпуска надевал бы рубашки с коротким рукавом, чтобы соблазнить тебя.

– Пф, – фыркаю я, – меня так просто не возьмешь.

– Нет, – соглашается он, – но стоило попробовать.

Мы заканчиваем фильм и два куска «красного бархата», доставленные гостиничной службой, а затем сбрасываем халаты и проскальзываем обратно в постель.

– Нам не мешало бы куда-нибудь съездить в отпуск. – Пальцы Доминика играют с моими волосами, задерживаются на шее, скользят по спине. – Не по работе. Ради себя.

Звучит неожиданно приятно, а от того, что он предложил это сам, у меня замирает сердце.

– Да, не мешало бы, – мечтательно говорю я. – Куда бы ты хотел отправиться?

– В Грецию, – говорит он без промедления. – Не так уж оригинально, но я одержим мифологией с начальной школы. Три Хэллоуина подряд был Гермесом.

– Я бы поехала в Грецию. Или Испанию. Или Австралию.

– Целое кругосветное путешествие. – Он прижимает губы к моей макушке. – Идеально. Без почты и интернета… только ты и я среди древних рун и вкусной еды.

– Идеально.

Груз этого желания тяжел, особенно учитывая то, что мы должны сделать завтра. Я хочу подольше задержаться в этом мире грез – в месте, где мы можем бесстрашно говорить о будущем и знать, что вписываемся в планы друг друга. Все это происходит на самом деле. Мне приходится напоминать себе об этом, потому что иначе я не уверена, что смогу поверить.

Он первым проваливается в сон, а его пальцы замирают у меня в волосах. Я какое-то время лежу в тишине, зарываясь в него и слушая его дыхание. Все еще не верю, что это правда, но тем не менее заворожена ею.