Любовь, которую, как мне казалось, я ощутила прежде – теперь я уверена в ней.

Так же быстро я влюбляюсь в ПодКон. Живое выступление проходит в небольшом зале, поскольку наша фан-база несравнима с аудиторией подкастов поизвестнее. И все же я никогда не видела ничего подобного – даже когда фестиваль проходил в Сиэтле. Чуть ранее этим утром мы побродили по выставочной зоне с Домиником и Рути и поиграли со звуковым оборудованием и другими примочками, которые экспонировали спонсоры фестиваля. Мы встретились с продюсерами и ведущими подкастов, которые я слушала годами, и все это было абсолютно сюрреалистично. Одно дело – пролистать наши упоминания в «Твиттере». Другое – увидеть вживую реальных людей, стоящих ради нас в очереди.

Всех этих людей объединяет то, что большинство из нас слушает в полном одиночестве в наушниках, закрывшись от внешнего мира, – и в этом есть какая-то магия.

– Все уже почти готово, – говорит Рути, присоединяясь к нам в гримерке за кулисами.

Доминик делает дыхательные упражнения в углу, а я сверяюсь с планом выступления на диване. Прошлым вечером я нагуглила советы по борьбе со страхом сцены и настояла на том, чтобы он съел банан, прежде чем прийти сюда, поскольку они подавляют тошноту. Кроме того, я позаботилась о том, чтобы мы прибыли сюда на час раньше. Разумеется, я хочу, чтобы выступление прошло гладко, но еще больше хочу, чтобы ему было комфортно. «Мне не может быть некомфортно, когда ты на сцене со мной», – сказал он сегодня утром, и после этих слов мне захотелось затащить его обратно в постель.

Заметив Рути, он направляется к дивану. И правда выглядит гораздо расслабленнее.

– Ну что, как страх сцены? – спрашиваю я его.

Он карикатурно показывает мне два больших пальца.

– Думаю, сумею справиться без обильной рвоты.

– Да все с вами будет хорошо, – говорит Рути. – Я собиралась показать их вам после выступления, но сгораю от нетерпения. У нас есть значки! И футболки! – С этими словами она эффектно вынимает из сумки стопку значков и неоново-синюю футболку. На футболке – название передачи, а также карандашный рисунок мужского и женского лица с микрофоном между ними. У женщины та же пышная челка и очки, что у меня. На значках тот же рисунок, а также хэштег «радиоменязаводит», который Рути придумала пару недель назад. – Мы будем продавать их после выступления.

Доминик показывает на нарисованную Шай.

– Ты такая милая, – говорит он с ухмылкой, которая пропадает с его лица в ту же секунду, когда он переводит взгляд на Рути.

– Все в порядке, – быстро говорю я. – Она знает. – Это не вся правда, но что нынче может сойти за нее? Это полуправда, хотя мне стоило сказать ему раньше.

– О. – На лбу появляется складка. – Что ж, тогда… ладно. Слава богу.

– Поддерживаю вас на 110 %, – говорит Рути.

– В таком случае, – говорю я, набираясь уверенности, – сегодня мы собираемся рассказать об этом публике. О том, что мы снова вместе. – Если Рути согласится, то решение правильное.

Ее рука взлетает ко рту. Ногти того же неоново-синего цвета, что футболка.

– Потрясающе. Господи. Это будет невероятно. Где Кент? Он уже знает?

– Мы, э, не стали ему говорить, – немного смущенно отвечает Доминик.

– Это наше решение, – говорю я, – не его.

– Окей, – говорит Рути с решительным кивком. – Тогда я с вами.

Доминик сжимает мое плечо, и я невольно вспоминаю прошлую ночь. То, насколько открытыми мы были друг с другом – как никогда прежде. То, как мы вместе уснули и проснулись и как от одной лишь мысли о пробуждении без него меня охватывает немыслимая грусть.

«Я влюбилась в тебя», – думаю я.

Возможно, я даже сумею ему в этом признаться после выступления.

Оно будет вращаться вокруг сторителлинга. Мы пообщаемся с несколькими местными гостями, а после них вызовем зрителей к микрофону, чтобы те поделились собственными историями об отношениях и расставаниях. Позже, при монтаже подкаста, мы добавим рекламу.

Я не переживаю – или, по крайней мере, нервы, от которых обычно штормит желудок, почти успокоились. Как только мы сообщим всем, что «снова вместе», то наконец-то сможем выдохнуть. Наконец-то сможем вступить в нормальные отношения.

Один из фестивальных волонтеров стучится в дверь.

– Все готовы?

Кент до сих пор не приехал, хотя и сказал мне, что встретится с нами в гримерке. Должно быть, он где-то в зале – играет в зрителя.

– Да, – говорю я, пока Доминик поправляет ворот рубашки.

Нас объявляет ведущий Остинского общественного радио, и мы машем, вместе выходя из-за кулис. Публика не такая громкая, как во время предыдущих выступлений, но мое восприятие, наверное, сильно искажено. Хотя от яркого света мне сперва приходится сощуриться, в зале заняты почти все места.

По центру сцены стоят два оранжевых кресла, к каждому из которых направлено по микрофону. На баннере позади нас красуется логотип ПодКона.

Мы садимся, и я устанавливаю микрофон на уровне рта.

– Привет, Остин! – кричу я. Я так долго этого ждала и хочу запомнить каждую секунду.

Теперь, когда зрители кричат в ответ, я уверена, что реакция публики не только тише, чем на других выступлениях, но и более неопределенная. По крайней мере один человек в каждом ряду сидит в телефоне.

Я бросаю на Доминика взволнованный взгляд, но в ответ он только слегка пожимает плечами. За кулисами Рути вытаращилась на нас со странным выражением – из-за него мой живот сводит от ужаса. Рути, которая всегда спокойна и уравновешенна, которая всегда знает, как именно нас нужно успокоить.

И в этот момент я понимаю: что-то не так.

* * *

После этого все только хуже. На сцене все идет гладко: Доминик выглядит расслабленным – может, чуточку менее уверенным, чем в студии, – а наши гости, включая кулинарного критика, который влюбился в шеф-повара после того, как написал разгромную рецензию на ее ресторан, абсолютно очаровательны. Но некоторые зрители уходят посреди выступления – просто встают и выходят, хотя это, как мне кажется, один из наших лучших выпусков. Другие продолжают листать что-то на своих телефонах, словно это не самое грубое, чем можно заниматься на публичном мероприятии вроде этого.

Ранее мы с Домиником условились, что объявим о наших отношениях в самом конце. Мы скажем, что целыми днями работали вместе над передачей и что она напомнила нам о том, за что мы друг друга любим. И что мы ценим поддержку наших слушателей, но хотим сделать все возможное, чтобы отделить текущий статус наших отношений от тематики передачи. Теперь я понятия не имею, как отреагирует публика.

Ко времени, когда мы приглашаем зрителей к микрофону, чтобы поделиться историями и задать вопросы, комок ужаса застрял у меня в горле, а у Доминика отчетливо трясутся руки.