его не увидела. Джером на краю кровати сидел, спиной ко мне, и, опираясь на колени локтями, задумчиво смотрел перед собой. Я испуганно дернулась, когда он внезапно обернулся. Сжалась, отпрянула к изголовью, колени к груди подтянула, обхватила руками. Джером заметил, что не наигранно, что действительно мне страшно до чертиков. Отвернулся, скользнув напряженным тяжелым взглядом, но с места не сдвинулся.

Так и сидели, пока первые рассветные лучи полумрак не рассеяли и тени из углов не выгнали. А между нами молчание тягостное и мои наивные иллюзии распятые. Выгнать сил нет, а как вести себя правильно — понятия не имею. Да как можно правильно в нашей ситуации? О чем говорить? Какие слова подобрать? Выдохлась я за эти дни, душу вымотала.

— Уходи, — дрогнувшим голосом требую я.

— Так продолжаться не может, Эби, — отвечает сдержанно, а по коже мурашки бегут от его уставшего голоса.

— Поэтому ты уехать должен, — упрямо говорю я. — Сам видишь, что ничего не получается.

— А мы еще и не пробовали, — терпеливо возражает он. — Я ждал, пока ты успокоишься, поймешь, что я никуда не денусь. Хотел постепенно, как твой доктор советовала, а ты же упрямая, как черт. Бегаешь от меня, как обиженный ребенок. Пора заканчивать, Эби.

В душе боль лавиной нарастает. Заканчивать, значит. Подбородком в колени упираюсь, даже вдохнуть сложно.

— Мой отпуск заканчивается, — продолжает Джером. — Вечером мы с тобой возвращаемся в Чикаго.

— Мы? — слова застревают в горле. Он встает, сунув руки в карманы пижамных штанов, и разворачивается. Выражение лица непреклонное, строгое.

— Это не обсуждается, Эби. Поедешь со мной, — твердым непоколебимым тоном добивает Джером. — На месте разберемся.

— Нет, — качаю головой ошарашено. Сузив глаза, Джером окидывает меня решительным взглядом, неумолимо кивая.

— Да, Эби, — подтверждает он свое заявление. — Надо будет, силой увезу, но все же надеюсь на твоё благоразумие.

— На каком основании ты за меня решаешь? — возмущенно восклицаю я, недоверчиво глядя в невозмутимое лицо.

— На том основании, что я твой муж, а ты беременна. Ребенок должен жить в полноценной семье, — твердо произносит он.

— О семье вспомнил? — поражаясь его лицемерию, спрашиваю с сарказмом.

— Я и не забывал, — отвечает уверенно. Меня от злости аж передергивает.

— Да что ты! Нет никакой семьи, и не будет. Ты у меня не просил ребенка, а я тебе не навязываю. Сама воспитаю!

— Ерунду не городи, — обрывает с негодованием, подходит ближе, садится на край кровати и сверлит неумолимым взглядом. Отпрянув, я перемещаюсь в сторону.

— Чего ты боишься, Эби? — тяжело вздохнув, проговаривает Джером, заметив мой очередной неуклюжий маневр к бегству. — Меня? Так вот он я, нестрашный совсем. Ни мучать, ни пытать не собираюсь.

— Скажи, как ты это себе представляешь? Как мы будем жить? — выдыхаю тихо, и он смотрит на меня долго, внимательно, глаза задумчивые глубокие, грустные.

— Как захочешь, так и будем, — отзывается негромким голосом.

— А если никак не захочу? Мне смотреть на тебя невыносимо. Какие из нас супруги? — он вздрагивает от моих слов, словно я его ударила, лицо замкнутое, застывшее. А мне стыдно за брошенные слова становится, как будто снова я во всем виновата. И прикоснуться к нему хочется, разгладить морщины между сдвинутыми бровями. — А ты чего хочешь, Джером? — вырывается тихо.

— Семью хочу, — отвечает с горечью и тоской в голосе. — Настоящую. Все можно исправить, Эби, если ты попытаешься забыть о случившемся.

— А ты сможешь? — тихо интересуюсь. — Сможешь забыть?

— О чем ты сейчас спрашиваешь? — уточняет он, внимательно глядя на меня.

— Я помню все, — глядя в глаза, говорю охрипшим голосом. Сердце в груди от боли взрывается. — Каждую секунду, все, что говорила, делала, словно со стороны наблюдала. Тебя помню… И твое лицо, когда ты с ней по телефону разговаривал. Как смотрел на меня, как на последнюю шлюху.

— Не было такого, — побледнев, напряжённо возражает. Я мотаю головой, потому что не верю ни одному слову.

— Дуру из меня не делай, Джером. Я же понимаю, зачем Фей это сделала. Шоу для одного зрителя предназначалось. До конца досмотрел? Понравилось? — спрашиваю с бессильной злобой.

В его глазах тени пляшут, но взгляд не отводит, словно собственную выдержку испытывая.

— Только я сама не знаю, чем шоу закончилось, отключилась на самом интересном.

— Ничего и не было, Эби. Тебя в машину загрузили и домой отвезли, — негромко выдает правду, протягивая руку, чтобы прикоснуться, но я с силой ударю по ней, отодвигаясь на самый край.

— Да какая разница! — восклицаю с раздражением, — Если бы я не свалилась неудачно, то было бы. Может, еще бы просила.

— Это была не ты, — отвечает он, стиснув челюсти.

— Но тебя же не остановило, ты даже не заметил. Привык со шлюхами кувыркаться. Дорвался? Получил, чего добивался? Что смотришь? Еще скажи, что не понравилось. Ящик шампанского приготовил? Только им одним не обойдешься, Джером. Покруче что-то нужно, чтобы меня завести, потому что я больше по своему желанию с тобой в одну постель никогда не лягу, — заканчиваю свою тираду на яростной ноте. Прижимая ладонь к груди, пытаюсь отдышаться.

— Я думал, ты пьяная, темно было, — ушам не верю. Он еще и оправдываться пытается? — Не обвиняй меня еще и в этом, и так тошно, — голос его звучит хрипло и как-то безжизненно.

— А мне? Мне не тошно? Ты меня использовал. Точно так же, как тот блондин татуированный. Только тому обломилось, а ты… — с губ срывается рваное дыхание, глаза горят от упорно сдерживаемых слез.

— Тебе стоило мне сразу сказать о беременности, никуда бы вообще праздновать не поехали.

— Я, значит, виновата? — возмущённо кричу я.

— Никто не виноват, — сдержанно говорит, отрицательно качнув головой. Я свирепо рычу, готовая наброситься на него с кулаками.

— Черта с два никто! Ты. Ты! Все из-за тебя. И попробуй сказать, что это не так. Еще обвини в том, что с противозачаточными что-то напутала и специально забеременела, чтобы тебя удержать.

— Ребенок — это ответственность обоих родителей, — решительно произносит Джером, снова глядя покровительственным взглядом непреклонного надзирателя. — Именно эту мысль я пытаюсь до тебя донести. Я