Играть будем, — голос Прончатого потеплел, словно Тимофей только что не кипел нутром.

Разведчики отдельной роты управления быстро преображались в немцев. Зелено-пегие масккостюмы с капюшонами, трофейные автоматы, каски.

Гвардейцы еще позевывали, потягиваясь с хрустом, но были уже готовы. Прончатый построил их в тесной землянке, Быстров еще раз повторил задачу. Тем временем Подниминоги привел свои «пантеры».

— Действовать будем днем. Не забывайте, что на вас немецкая форма, — напомнил Быстров и скомандовал: — По машинам!

Разведчики заняли свои места на трофейных танках и бронетранспортере, таких же зелено-пегих, как масккостюмы. Рядом с водителем бронетранспортера сидел Альберт Фишер в форме обер-лейтенанта. В рейде он был главной фигурой. Ему вести разговор с немцами на заставах.

С этой группой я держал связь по рации и через связных. Знал: когда рассветало, разведывательный отряд наткнулся на первый заслон врага. Пехоту с одной противотанковой пушкой можно было снять, но не в этом состояла задача. Немцы машины с крестами на броне приняли за свои. Отдельные группы танков и самоходок с автоматчиками прорывались к своим из русского тыла.

Разведка двинулась вперед. Я принимал кодированные радиограммы:

— Прошли пункт «А». Пехотные окопы. Фаустники.

— Прошли пункт «Б». Снова пехота. Движемся дальше.

— У пункта «В» батарея зениток занимает позиции, видимо, для стрельбы по наземным целям.

— У железнодорожного моста перед насыпью — «фердинанды» и «тигры». Сколько машин — выясним пешей разведкой.

— Виден город. Ищем позицию…

— Маскируем танки. Разведчики с Быстровым и Фишером на бронетранспортере уходят в город. Мы готовы поддержать их огнем.

— Мост и железная дорога под прицелами наших орудий.

Бронетранспортер передал еще несколько радиограмм об огневых точках на окраине и в предместье.

Появился в бригаде и Агафонов с донесением начальнику штаба. Тот прочитал его, сделал пометки на карте. И, увидев, что разведчик все еще стоит, отпустил его отдыхать.

— Пока вы свободны.

Агафонов тут же, во дворе, где располагался штаб, опустился на каменную тумбу отдышаться. Скоро его окружили солдаты комендантского взвода, свободные от дежурства связисты. Подошел к ним и я.

— Оттуда. Еле-еле ноги унес, — отвечал почерневший Захар.

Постепенно он разговорился, слов не жалел, видно, хотелось ему облегчить себя.

— Все шло как положено, — начал Захар. — Последний раз проверили у шлагбаума и пропустили. Пошныряли мы по окраине. Обстановку выяснили, огневые точки засекли и прочее. Потом укрыли броневик и ватажками, по трое, двинулись на своих двоих в город. Магазины торгуют, автобусы снуют. Сели и мы в автобус: я, сержант и гвардии старший лейтенант Быстров. В автобусе офицеры, с ними нарядные девки. На нас они — ноль внимания. Да и что тут сомневаться? Двое солдат сопровождают своего обер-лейтенанта. Переехали мост через речку. Большой мост. По реке белые пароходики снуют, музыка с них слышна. Чудно мне показалось. Наши под городом, а они тут гуляют. На том берегу собрались было выходить, разведывать. Один из офицеров обратился к старшему лейтенанту. Тот ему ответил что-то, фриц насторожился. Опять что-то лопочет и гримасы корчит и пальцем этак вроде, мол, не проведешь, перед носом гвардии старшего лейтенанта водит. Гвардии старший лейтенант что-то сказал, обращаясь к остальным офицерам, те засмеялись. И тоже что-то пальцами выделывают, показывают на что-то. Может, у кого из нас, может, у меня, из-под маскхалата русская гимнастерка выбилась?

«Хенде хох!» — крикнул фриц. Это мы сразу уразумели. На мушку их. Гвардии старший лейтенант фрица под вздых. Свернулся немец. Автобус — стоп, фрейлен — на выход коммен, распоряжается гвардии старший лейтенант. Фрейлен выскочили, мы за ними. Офицеры ни с места. Тронулся автобус. Пусть бы ехали, — Захар вздохнул, — а я не стерпел, швырнул в автобус гранату, загорелся он, а потом взорвался. На взрыв патрули сбежались. Кто-то из фрицев уцелел и сказали про нас. Глядим — погоня. Здесь никакая маскировка и немецкая болтовня не спасет. Кинулись мы улочкой, бежим, куда и сами не знаем. Немцы службу понимают, оцепили каждый двор. Со всех сторон началась пальба, автоматы бьют, гранаты рвутся. Видать, и остальные наши тройки обнаружены.

Забрались мы в канализационную трубу. Думали: переждем переполох и ночью уйдем. Какое там! Сунулись, кругом оцепление. Засекли, видно, нас. Ждут, когда сами вылезем. Прорываться боем, а куда? Позади река, — Захар замолчал, облизнул пересохшие губы, обвел глазами солдат, словно хотел спросить — говорить, что ль, и вдруг подобрался, голос стал ровнее:

— Утром началось столпотворение. Словно небо разверзлось, посыпались бомбы. Мы обрадовались было. Да что поделаешь, — опять Агафонов вздохнул, словно что-то недоговаривал, а это «что-то» и лезло на язык.

— Выбрались из трубы и под бомбами к мосту. Как уцелели, не ведаю… Глядим, а моста нет. Искалеченный автобус застрял между взорванными фермами. Женщина вниз головой висит, волны ее волосы полощут. Платьем, видно, зацепилась за что.

Приметили мы у мола пришвартованный катерок. Попрыгали в него, чалки перерезали. Понесло нас стремя к другому берегу. По реке уйма разных калош плавало, вроде этого катерка. Немцы и потеряли нас из виду. Ну, думаем, оторвались. Тут гвардии старший лейтенант и написал донесение в трех экземплярах. Кто доберется, тот и передаст. Выходить к бронетранспортеру, а оттуда к танкам приказал.

Прибило катер к берегу, а встречь — немцы. С боем прорвались ко двору, где бронетранспортер укрыли. Глядим, а он дымится, взорван. Вокруг убитые — наши и немцы. Пополнили мы боезапас, хотели и документы у мертвых забрать, слышим: «Хенде хох! Хальт!» Мы друг за другом в подвал скатились. Гвардии старшего лейтенанта в руку ранило. Перевязали. Опять налетели самолеты. От взрывов земля ходуном ходит, здания рушатся, а гвардии старший лейтенант «вперед» командует. Тут вторая пуля в ногу его ужалила. «Уходите, — говорит, — пока наши бомбят». — «Нет!» — говорит Прончатый. Пеленает гвардии старшего лейтенанта в плащ-палатку, взваливает на плечи, как цыганка дите. Командует мне: «Прикрывай», — и сам вперед.

Слышу, бомба летит, аж дух захватывает, воет как. Укрыться негде. Побег я что было мочи…

— И товарищей кинул? — спросил кто-то укоризненно.

— Обожди ты. Бегу я, а бомба нагоняет. Ну, думаю, не уйти. Бросился ласточкой на