Его преподавательская карьера была закончена. Элеонора выходила замуж за Денниса. Пришло время перегруппироваться.

Часть

III

. Век как этот (1934-1936)

 

Этот возраст делает меня настолько больным, что иногда я почти побужден остановиться на углу улицы и начать призывать проклятия с небес, как Иеремия, Эзра или кто-то еще...

Письмо Бренде Салкелд, сентябрь 1934 года

Глава 11. Дочери священнослужителей

Я ничего не знаю об Оруэлле, но совершенно ясно, что он прошел через ад и, вероятно, все еще там.

Читательский отчет Gollancz о Бирманских днях

 

Когда я читаю такую книгу [Улисс], а затем возвращаюсь к своей собственной работе, я чувствую себя евнухом, который прошел курс постановки голоса и может выдавать себя за баса или баритона, но если прислушаться, то можно услышать старый добрый писк, такой же, как всегда.

Письмо Бренде Салкелд, сентябрь 1934 года

 

Виктор Голланц дал рукопись "Бирманских дней" для прочтения своему помощнику управляющего директора Норману Коллинзу. Коллинзу, одному из тех ярких, целеустремленных молодых людей, которыми изобиловали издательства 1930-х годов - вскоре он сам станет писать романы, - книга понравилась, но он удивился некоторым психологическим причудам, которые он в ней обнаружил. "Он, безусловно, был бы просто сливой для практикующего психоаналитика", - посоветовал Коллинз своему работодателю. В его работе есть почти все основные отклонения, скрытые или явные". Предзнаменования выглядели благоприятно, но на третьей неделе января 1934 года издательство "Голланц" отказалось от книги. Оруэллу, получившему известие через Леонарда Мура через день или около того в Саутволде, можно было бы простить некоторую обиду. Книга "Down and Out in Paris and London" имела скромный успех. Это был роман, которому он посвятил много месяцев напряженной работы. Почему "Голланц" не захотел его опубликовать?

Ответ кроется в том, что можно описать только как потерю нервов со стороны Gollancz. И без того уязвленный юридическим фурором, охватившим "Дети, будьте счастливы!" Розалинд Уэйд, он теперь мучился из-за недавнего непоявления "Одного пути любви", романа молодой женщины по имени Гамель Вулси. Чувственный рассказ о внебрачной связи, с явными автобиографическими оттенками , был принят к публикации, напечатан, переплетен и разрекламирован, но в последний момент Gollancz решил, что перспектива судебного преследования за непристойность слишком велика, чтобы рисковать. Роман Вулси так и не был опубликован, но после него над Генриетта-стрит пронесся ветер паранойи, а Голландца держали в состоянии постоянного страха перед материалом, который мог вызвать оскорбление. Вскоре после "дела Вулси" он сказал своему содиректору Гарольду Рубинштейну: "Я хочу сделать все возможное для урегулирования этого вопроса, а не для того, чтобы нам пришлось с ним бороться... Я испытываю настоящий ужас перед чем-либо, похожим на юридическую борьбу".

Все это может заставить Голландца показаться последним словом робости. В его защиту можно сказать, что это были трудные времена для издателей, столкнувшихся с материалом, который мог быть признан клеветническим или непристойным. В довоенной книжной торговле повсюду таились самозваные блюстители нравственности: Энтони Пауэлл вспоминал, как отец книготорговца отказал коллеге-женщине в продаже романа на том основании, что в нем содержался анатомический термин "низ". Законы о клевете действовали в пользу истца, до такой степени, что недобросовестные юридические фирмы, как известно, рылись в книгах, пытаясь сопоставить персонажей с необычными именами с абонентами местного телефонного справочника. В девяти случаях из десяти издателю, получившему письмо адвоката, было легче отступить, каким бы хлипким ни было дело. Проблемы Грэма Грина с Дж. Б. Пристли усугублялись тем, что оба автора были опубликованы одной и той же фирмой ("Эванс дал мне понять, что если Heinemann собирается потерять автора, то они предпочли бы потерять меня"). Виктору Голландцу, убежденному, что публикация "Бирманских дней" приведет к тому, что на него подадут в суд полдюжины возмущенных колониальных администраторов, можно простить его осторожность.

Восстанавливая силы в доме своих родителей под присмотром доктора Коллингса, чью клинику в Норт-Параде он регулярно посещал, Оруэлл, похоже, быстро пошел на поправку. Уже 16 января он написал Муру письмо с очередным из своих "зайцеобразных" планов. На этот раз это был план перевода работы под названием "Esquisse d'une Philosophie de la dignité humaine" Поля Гилле, друга (и соратника-эсперантиста) мужа тети Нелли, Юджина Адама ("Думаю, я мог бы уговорить автора дать мне ее перевести, если бы какая-нибудь фирма взялась за это... Полагаю, есть фирмы, которые берутся за книги такого рода"). Хотя новости из "Голландца" были неутешительными - и Мур попробовал перевести рукопись в "Кейп" и "Хайнеманн" с аналогичными результатами, - его американские издатели, "Харпер и братья", были менее встревожены мыслью о юридических трудностях. После посещения их представителя Юджина Сакстона в Лондоне, Оруэлл написал, чтобы сообщить Муру, что "мы долго говорили, но он не сказал ничего определенного". В письме также упоминается проект "Марк Твен", и Сакстон советует ему обратиться в издательство "Чатто и Виндус". Харперс" потребовал изменений, которые заняли Оруэлла на первые недели февраля (он не согласился только на удаление трех последних страниц, на которых расписаны судьбы актеров). К 12 марта подписанный контракт был возвращен Муру.

Тем временем Оруэллу было чем себя занять. Почти с момента его приезда в Саутволд в начале января город превратился в очаг политической активности. Непосредственным поводом послужила отставка местного члена парламента - Саутволд находился в округе Лоустофт - в связи с переходом на должность магистрата столичной полиции, что вызвало необходимость дополнительных выборов. Жервез Рентул, уходящий в отставку депутат, был консерватором, поддерживавшим национальное правительство Рамсея Макдональда, и на всеобщих выборах 1931 года получил большинство почти в двенадцать тысяч голосов над своим оппонентом-лейбористом. Его потенциальной заменой, выдвинутой на собрании местных консерваторов в клубе Beaconsfield в Лоустофте 15 января, стал Пирс Лофтус, который совмещал руководство пивоваренной компанией Adnams с ведущей ролью в деятельности Совета графства Восточный Саффолк. Лофтус, которому тогда было около пятидесяти лет, был известным местным деятелем, читал лекции в Научном обществе Лоустофта и района и был другом доктора Коллингса, а рассказ о его предвыборной кампании в Саутволде в начале февраля вошел прямо во вступительную часть книги "Дочь священнослужителя". Здесь мистер Блифил Гордон, кандидат тори, проходит по Кнайп-Хиллу, предваряемый транспарантом с надписью "Кто спасет Британию от красных? Кто вернет пиво в ваш котел?".

После оживленной предвыборной кампании, включавшей частые поношения лейбористской партии и обещания возродить местную сельдяную промышленность, Лофтус - за которым внимательно наблюдали больные у его окна на центральной улице - в конце концов победил кандидата от лейбористской партии Реджинальда Соренсона более чем девятнадцатью сотнями