Джонатан, — ведь теперь каждая птица может убедиться в этом сама, если только захочет чуть-чуть потренироваться. Почему это так трудно?». Ему пришлось несладко…

— Ну а чем всё кончилось? Он справился? Как ему это удалось?

— Он был терпелив и мудр и знакомил Стаю со свободой на собственном примере, вот как! И он выстоял, у него получилось! — Крэм смотрит на горизонт, где слоится облачный пирог черничного цвета. — Как бы и я хотел однажды стать свободным и полететь…

Я улыбаюсь.

— Но ведь ты сам сказал, что свобода внутри? Значит, важно ощущать себя свободным?

— Ну да… — соглашается он. — Но Крэму так хочется стать лётчиком и… — он бережно кладёт книгу на плед и, вскочив на ноги, сдвигает пилотку на бок и разводит руки в стороны, изображая самолёт, — полете-еть!

— Эй, подожди меня!

Я тоже поднимаюсь на ноги и несусь вслед за ним в самую гущу васильков.

***

С тех пор, как Магнус заполучил дневник, его почти не видно. Даже два подряд собрания были отменены… На трапезах он появлялся задумчивый, быстро ел и снова пропадал у себя в кабинете.

Ви-Ви взялась за подготовку к свадьбе — уже предложила три варианта меню, никак не желая понять, что мне всё равно, чем она будет нас кормить.

Я мечтаю лишь об одном — быть с Дином. И в радости, и в горе. Пока же нам достаются только вечера после работы. Мы бродим по дорожкам Либерти, держась за руки и непрерывно целуемся. Стоит ему коснуться моих губ, и я снова взмываю в небеса.

Сидя прямо на траве вдоль аллеи Любви, мы смеёмся и строим планы на будущее.

— Нет, ну а всё-таки сколько? — не унимается Дин.

— Ну хватит! — хихикаю я. — Не знаю… Ты бы видел, как мучилась Марна… Давай начнём с одного, а там посмотрим?

— Договорились! — он вдруг заваливает меня в траву и нависает сверху. — Но обещаю, что одним мы точно не ограничимся!

Травинки щекочут шею, и я поворачиваю голову на бок. Дин тут же использует эту возможность и целует моё ухо. Прикрываю глаза.

Восхитительно.

— О, Дин…

— Ты так прекрасна… — его шёпот звучит музыкой и заглушает удары сердца, которое неистово бьётся под его ладонью.

Нет, это он прекрасен… Открываю глаза. В свете заходящего солнца Дин одновременно выглядит искусителем и непорочным ангелом. И он теперь — мой.

***

Очередное воскресное собрание всё-таки состоится и Красный зал уже забит до отказа — все соскучились по Магнусу и его речам. Снова занимаю место в первом ряду рядом с Дином. Он нежно гладит меня по руке и мягко улыбается.

В воздухе на этот раз витает нечто таинственное и загадочное. И это нечто обретает форму, стоит Магнусу войти в зал с дневником в руках. Сам Магнус выглядит до того торжественно, что у меня невольно перехватывает дыхание.

Взобравшись на сцену, он дарит нам улыбку, а затем победоносно выбрасывает вверх руку с потрёпанным маленьким блокнотом.

— Вот оно, дорогие мои! — громко произносит Магнус. — Оружие, которое поможет нам в борьбе с Регентством!

Зал загудел. Я тоже подаюсь вперёд, в предвкушении. Что-то сейчас будет…

Дин, тихо извинившись, поднимается на сцену вслед за отцом.

— Мы так долго этого ждали! Пришло время нанести удар. Хватит нам отсиживаться. Это наша земля и никакой Регент не вправе нас лишать её. Итак… Я внимательно изучил записи Эйрика Халле. И обнаружил нечто удивительное. Воистину сегодня великий день! В наших руках оружие, благодаря которому мы покончим с особенными. Это… — он снова трясёт дневником в воздухе, — поможет сокрушить Олимп раз и навсегда. Мы разрушим его и построим новый мир на обломках старого. А потом провозгласим единственно верных правителей — свободу и равенство, дорогие мои!

— Что же это за оружие такое, Магнус? — спрашивает старый Шпанс, кряхтя и закашливаясь. Сегодня даже он здесь.

— О, это… взрывчатка. Много взрывчатки… Итак, Эйрик Халле был одержим идеей свергнуть Регента и его правительство. И уже в то время он использовал подземные тоннели, которыми мы пользуемся по сей день.

Так вот, однажды совершенно случайно он обнаружил залежи взрывчатки. Оказалось, что ещё во времена Кровавой войны город был заминирован. Если бы враги прорвались, его бы не сдали, а взорвали.

После войны детонаторы, конечно, отключили, но взрывчатку убирать не стали… То ли забыли, толи решили оставить на всякий случай. И прежде чем исчезнуть, Эйрик успел провести колоссальную работу по поиску этой взрывчатки и нашёл практически её всю… Жаль, что дальше дело не пошло, потому что он пропал… Но здесь… — Магнус снова машет дневником. — всё подробно описано. И мы… его потомки… доведём дело до конца! Избавим город от особенных, уничтожив Олимп!

От слов Магнуса у меня мороз по коже, но ещё больше я ужасаюсь, когда все свободные громко аплодируют. Звон стоит такой, точно бомба уже взорвалась.

Они обнимаются, совсем как на фестивале Свободы — желая друг другу победы над особенными. Никого, похоже, и не волнует, что речь идёт о тысячах жизней.

— Нам остаётся только отыскать их и запустить! — продолжает Магнус. — Но тут, я уверен, ты нам как раз и поможешь, — обращаясь к Шпансу, гремит Магнус. — Уничтожим этих тиранов раз и навсегда.

Аплодисменты водопадом обрушиваются на меня, унося в пучину разочарования. Это неправильно, так не должно быть. Не могут люди, так отчаянно любящие свободу, быть такими кровожадными.

Когда зал постепенно затихает, я несмело поднимаю руку вверх и тихо спрашиваю:

— Э-эм. Я не совсем согласна. Можно… можно мне высказаться?

Десятки глаз устремляются на меня. Но больше всего меня пугает Магнус. Наверное, если бы взгляд мог убить, я бы уже упала замертво.

— Что ж, если тебе действительно есть что сказать, милости просим.

Несмотря на вкрадчивый и спокойный голос Магнуса, я понимаю, что он в бешенстве. Ярость его таит скрытую угрозу и напоминает водяную воронку, которая затягивает в непроницаемую глубину. Но отступать некуда, так что я сбивчиво продолжаю:

— Но ведь на Олимпе живут тысячи людей. И не все из них плохо относятся к стандартным или дефектным. Вы… делите всё на белое и чёрное, но мир… гораздо шире. Краски смешиваются, образуя новые цвета и оттенки. Вы сами говорили, что ярлыки — удел Регентства. А теперь сами…

— Я тебя услышал…

Магнус останавливает меня жестом, но я всё же решаю закончить свою мысль:

— Но ведь там, кроме сытых особенных, сутками напролёт пашут те, кто тоже пострадал от Регентства, такие же люди, как и мы с вами. Дворники, водители,