Кабал осмотрелся в поисках того, что могло бы занять его ум. Взгляд упал на большую тетрадь. Он взял ее. Временами каллиопа играла странную витиеватую мелодию, которая казалась отчасти знакомой. Возможно, если он запишет ее, то сумеет вспомнить, где слышал эту музыку прежде. Хотя, как правило, Кабал не поддавался банальным порывам, сейчас он совершенно спокойно взялся за карандаш и линейку, аккуратно начертил нотный стан и принялся записывать ноты.

Время шло. Стояла абсолютная тишина, лишь изредка ее нарушал хруст затачиваемых карандашей. За окном в полном молчании монтажники следовали той части плана, которую Хорст успел составить. По-хорошему, им даже не нужно было дышать – они делали это для пущего эффекта. «Дом медицинских уродств» превратился в «Дом генетически неполноценных», и теперь зрителей призывали не ужасаться, а образовываться. На месте «Зала боли: Пытки сквозь века» появился шатер «Человеческая жестокость: выставка совести», а на смену шоу «Монстры! Монстры! Монстры!» пришла экспозиция «Неизвестная природа: чудеса криптозоологии». Даже Кабал заинтересовался, хотя он уже год ходил мимо этих шатров каждый день.

Некромант закончил записывать мелодию и посмотрел на то, что у него вышло. Строчки ничего ему не напоминали. Не помогло, даже когда он наклонил голову сперва в одну сторону, затем в другую. Вдруг Кабала осенило – он разлиновал еще часть листа и переписал ноты в обратном порядке. Музыка все равно казалась незнакомой, однако, когда он смотрел на нее, она представлялась слишком радостной и неподходящей для этого места. Ради эксперимента некромант насвистел мелодию. Теперь он был точно уверен, что слышал ее прежде. За окном солнце уже почти село.

Бэрроу сидел в саду и наблюдал за тем, как день подходит к концу. Как-то сам по себе ему в голову пришел вопрос, а увидит ли он следующий день. Сегодня ему придется отправиться в цирк: он попытается выяснить, что же именно его так волновало, что было не так с этим местом. Фрэнку совсем не хотелось идти. Ни секунды. Но он чувствовал, что должен. Более того, он чувствовал, что обязан что-то сделать с цирком. Он жалел, что ему не к кому обратиться за помощью. В то же время его не покидало странное ощущение, что стоит ему сообщить кому-то, будто братья Кабал, в особенности Иоганн, не просто владельцы цирка, а на самом деле источники подлинного зла, и что борцы за справедливость, вроде него самого, должны дать им отпор, скорее всего, на него еще до наступления утра напялят больничную одежду и передадут во власть психиатра.

Что тогда он скажет Леони? Он очень боялся за нее – больше, чем когда-либо прежде. За свою жизнь он тоже переживал. «Это всего лишь страх, – увещевал себя Бэрроу, – он не может мне навредить. Он же не какой-то там придурок с топором – вот из-за этого стоило бы переживать». Он попытался представить, как Кабал идет на него с топором, ножом или ломом, и губы Фрэнка тронула улыбка. Хладнокровный мистер Кабал, который ведет себя словно головорез, – тут было над чем посмеяться. Но затем Бэрроу вспомнил мертвенный взгляд, которым Кабал посмотрел на Леони, впервые заметив ее, и ему тут же расхотелось веселиться. Через поля из цирка донесся звук каллиопы – некрасивая мелодия словно насмехалась. Бэрроу вдруг понял, что музыка заиграла, как только зашло солнце. Он совсем не удивился.

Кабал не обращал внимания на каллиопу и продолжал насвистывать мелодию задом наперед. Вечные муки – что это такое?

– Рад, что ты так думаешь, – раздался у него за спиной голос Хорста.

Некромант обернулся – и свист оборвался.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты напевал «Счастливые дни вернулись» [22]. Знаешь, у тебя извращенное чувство юмора. – Хорст натянул пальто и цилиндр. – Прости, мне не очень нравится здешняя атмосфера.

Дверь распахнулась, и Кабал снова остался в одиночестве во всех смыслах этого слова.

Не веря своим ушам, некромант уставился на нотный стан. Он склонился над тетрадью и поставил кончик пальца возле первой ноты. «Счастли-вые дни верну-лись», – напел он, двигая палец от ноты к ноте. А ведь Хорст прав. Некромант вдруг испытал отвращение – он яростно вырвал страницы и выбросил их в мусорную корзину.

– Очень смешно. Прям обхохочешься.

Он надел пальто и шляпу и отправился искать Хорста. Кто-то где-то засмеялся.

Хорст широким шагом шел мимо шатров, палаток и ларьков, намеренно игнорируя работников цирка, которые подходили к нему с расспросами по поводу недописанных планов. Иоганну не составило никакого труда найти брата – достаточно было просто следовать за недовольным ворчаньем сотрудников, в руках которых вяло поникли бумаги. Он нагнал Хорста возле «Тайн Египта», где его все-таки заарканила Клеопатра. Подойдя ближе к шатру, некромант расслышал, как она обвиняет Хорста.

– Что это вообще такое, а? – она визжала, размахивая перед его носом листом бумаги.

– Исправленный сценарий, – отвечал Хорст раздраженно, что ему было несвойственно. – Садись и учи его. Сейчас.

– А чего не так с моим прежним сценарием, а?

Она переключила интонацию, и голос ее зазвучал сладко и страстно.

– Я… – сказала она с придыханием, – Клеопатра, королева Египта, владычица… – многозначительный взгляд, – Нила. Приди ко мне и открой для себя наслаждения… и ужасы Древнего мира.

Затем меньше чем за секунду она из очаровательной соблазнительницы превратилась в базарную бабу.

– Ну и?! Че не так с этим текстом? Ну, то есть это ж высшая проба была. По сравнению с той пакостью, что вы мне сейчас дали! – она помахала листом перед лицом Хорста. – Как насчет дерьма про династии и прочее? Да людям плевать на это! Они хотят услышать про секс, убийства и про то, как людям выуживали мозги через нос!

Хорст всегда обращался с дамами вежливо – иначе он просто не мог. Но, к несчастью для Клеопатры, она была не совсем дамой, технически она даже не была человеком.

– Заткнись, – холодно прошипел Хорст: в этот момент он говорил почти как брат. – Просто заткнись. С наступлением полуночи ты обратишься в пепел, как и все остальные в этом бродячем кошмаре, поэтому мне совершенно все равно, что ты там думаешь. Выучи текст, который я тебе дал, и сыграй соответствующе. Если я потом пройду мимо и увижу, что ты исполняешь старую роль или халтурно играешь новую, то не доживешь и до полуночи. Тебе ясно?

Клеопатра моргнула.

– Хорошо, – тихо ответила она.

– Хорст, – окликнул его Кабал, подходя ближе. – Хорст, да что на тебя нашло?

Клеопатра со страхом посмотрела на двух братьев.

– Ты свободна, – бросил ей Кабал, и она тут же метнулась в шатер, словно перепачканный темной пудрой кролик.

– Что на меня нашло? – Хорст взглянул на темное небо, а когда он опустил глаза, то на лице его застыло выражение откровенной враждебности. – С чего же мне начать?