– Да их морят голодом, судя по рациону, – горько заявил бакалейщик. – Купленной еды едва ли хватит, чтобы накормить двадцать человек.

Глядя на здоровых мужиков возле большого колеса, Фрэнк ни за что бы не поверил, что они здесь голодают. Он наблюдал за тем, как мужчины улыбаются и машут толпе подростков, проходившей мимо, и тут произошла еще одна любопытная вещь.

Стоило группе мальчишек скрыться из виду, как работники цирка замерли подобно статуям. Бэрроу подумал, что они заметили что-то, и приставил руку козырьком, защищая глаза от яростного света гирлянд, но ничего не увидел. Спустя мгновение он понял, куда смотрели циркачи – в никуда. Там ничего и никого не было. Отпала необходимость притворяться и вести себя как настоящие люди.

Бэрроу мог подождать, пока кто-нибудь еще пройдет мимо, и проверить свою гипотезу. Он даже мог сам направиться к ним и посмотреть, как они разыграют спектакль для него. Он мог, но не стал. Он скорее согласился бы прополоскать горло средством для чистки туалета, чем подойти к тем мужчинам. Весь его огромный опыт гласил: лучшее место – это то, где тебе ничего не грозит, и он намеревался как можно дольше оставаться на безопасной территории. А вот скакать перед парочкой огромных существ с руками и ногами, существ, которые способны очень неплохо изобразить человека, – это больше походило на провокацию. Неофициальным девизом полицейских в те времена, когда Фрэнк еще носил жетон, было: «Действуй осторожно». И сейчас, когда перед ним оказались две гориллы, которые запросто могли оторвать ему голову, этот совет казался как никогда кстати.

В общем, вместо того чтобы маршировать перед громилами, Бэрроу скрылся в тени и отправился дальше собирать информацию. Без данных ему не удастся выстроить гипотезу. Если уж Фрэнк Бэрроу брался за дело, у него всегда были железобетонные доказательства.

Пока он подглядывал сквозь щели в пологах шатров и подслушивал у приоткрытых дверей, ему удалось выяснить, что, вопреки ожиданиям, за сценой нет никакого персонала. Когда никто из горожан не проходил мимо, там царила мертвая тишина. Никто не говорил, никто не двигался (хотя Фрэнк готов был поклясться, что когда из зала убийц в «Мышлении социопата» вышла группа посетителей, раздалось хоровое оханье и аханье). Мертвая тишина. Холод как в могиле. Отдельные идеи, которые возникли в голове Бэрроу раньше, начали складываться в единую конструкцию. Ему совсем не нравилась та машина, что у него получалась. Все выглядело слишком фантастическим, словно кардиостимулятор, который состряпали из пробкового дерева и жвачки. Должно быть, он где-то ошибся. Только вот он не мог понять, где допустил ошибку. В конце концов, если у создания четыре лапы, оно тявкает и пытается подружиться с твоей ногой, скорее всего, это собака. У него набралось уже достаточно косвенных улик, чтобы не сомневаться – если он бросит резиновую кость этой своей идее, она незамедлительно принесет кость обратно, всю обслюнявленную. У Бэрроу родилось нехорошее предчувствие – похоже, он точно знал, что здесь творится.

– Я вас знаю, – раздался голос за его спиной.

Бэрроу обернулся и увидел Хорста.

– Вы – Фрэнк Бэрроу. – Хорст поднял руки перед собой. – Я не причиню вам вреда, честно.

Бэрроу вдруг понял, что принял боксерскую стойку. Он смущенно заворчал и выпрямился. Хорст холодно взглянул на него:

– У меня почему-то сложилось впечатление, что вы мэр Пэнлоу или что-то вроде того. В ваши обязанности входит слоняться по округе и посещать цирки?

– Как давно вы за мной наблюдаете? – спросил Бэрроу громко и сурово, дабы произвести впечатление: ему нужно было время, чтобы прийти в себя после внезапного появления Хорста.

– Я? О, я хожу повсюду. То тут, то там… – Фигура Хорста вдруг превратилась в длинное размазанное пятно на сетчатке Бэрроу, и вот Хорст уже стоял в двадцати футах от него. – Я повсюду, – добавил Хорст и тут же оказался в двух шагах от Фрэнка.

Бэрроу открыл рот. Ему и прежде доводилось видеть ловкие фокусы, но тут он был сражен наповал.

– Как вы это делаете? – наконец выдавил он.

Хорст равнодушно пожал плечами, словно всего-то и сделал, что пошевелил ушами.

– Практика. Талант от природы. Сверхъестественные способности. Кто знает? Да и какая разница? Мне все равно, да и вам не стоит об этом думать. Лучше вам ответить на мой вопрос.

– Я ничего плохого не делал. Вам-то что?

– Может, ничего плохого вы и не сделали, но собирались. Согласно некоторым экспертам, мысль и основанное на ней действие морально равноценны. По мне, так это принцип садомазохиста. Вы моральный человек, мистер Бэрроу? – Хорст приподнял брови, демонстрируя вежливую заинтересованность.

– Думаю, да. – Бэрроу и ухом не повел. – А как насчет вас, мистер Кабал?

– Мистер Кабал – это мой брат. Зовите меня Хорст. Да, я себя таким считаю, – он произнес эти слова так, словно впервые осознал, что это правда. – Я моральный человек. Есть поступки, которые стоит совершить, как бы сложно это ни было. Забыть о крови и воде. Мне нужно забыть о крови. А вам…

Хорст посмотрел в глаза Бэрроу, и Фрэнк вдруг ощутил, что не может пошевелиться и едва может дышать.

– Зачем вы пришли сюда? Вы же так напуганы.

Бэрроу с радостью ответил бы на это что-нибудь бравое, но мышцы его сегодня не слушались.

Хорст тем временем продолжал:

– Только не надо этой ковбойской бравады о том, что во всем вашем теле нет ни одного нерва. Я чую страх, а вы стоите с наветренной стороны. Так зачем вы пришли сюда, если вам страшно? Из-за ваших моральных принципов? – взгляд Хорста смягчился, и Бэрроу снова обрел дар речи.

– Да, полагаю, что так. Я… – Теперь, когда Фрэнк стоял посреди цирка, его намерения звучали глупо, хотя именно так он и собирался поступить. – Я пришел остановить вас.

Хорст выразил удивление и даже похлопал себя по груди.

– Остановить меня? В таком случае, боюсь, вы зря потратили время. Я уже остановился. Совсем остановился. Вы и половине всего не поверите.

– Ниа Уиншоу. Это имя вам что-нибудь говорит? – резко спросил Бэрроу.

– Нет, а должно?

– Она утверждает… утверждала, что цирк способствовал очевидной смерти ее ребенка.

– Женщина из галереи с автоматами, – Хорст словно обращался к самому себе.

– Все верно. Она сделала невероятное признание.

Хорст ничуть не удивился. Бэрроу никогда в жизни не делал поспешных заключений, вот и теперь он аккуратно приставил лестницу и принялся осторожно взбираться.

– Хотите сказать, ее история правдива?

– Не знаю, я ее не слышал. Но что бы она там ни сказала, это правда.

Пусть интуиция твердила Фрэнку то же самое, теперь, когда он знал наверняка, что хотя бы часть этой необычной истории произошла в действительности, он был шокирован. Зато мысль, которая шаг за шагом собиралась в течение последнего дня, наконец оформилась – зажглись огни, механизм заработал.