Прижимаюсь лбом к ее лбу. Жадно глотаю воздух и еле сдерживаю смех — мне чертовски хорошо, я забалдел. Не хочется разговаривать, хочется целоваться еще и еще. Кайфовать, чувствовать, как кружится голова. Вдыхать запах, касаться кожи, насыщать друг друга энергией до острого, яркого пика страсти, когда перестаешь что-либо соображать.

— Джастин, — клянусь, она прекрасна в своей нерешительности.

Смотрит на меня так, будто сейчас заплачет. Нежно, осторожно проводит пальцами по щеке, затем спускается к шее. Медлит. Будто сказать что-то хочет и боится все испортить. Будто ей так больно это сделать, что даже руки сводит.

— Что? — Спрашиваю по-русски.

Мне хочется, чтобы она мне доверяла. Потому что все это — из-за нее, все благодаря ей. Я — здесь, я остался, и я борюсь каждый день. И ничего бы этого не было без ее присутствия в моей жизни.

Зоя должна знать, что может на меня полагаться.

— Зачем мы…? — Она не договаривает. Слезы и паника застывают в ее глазах. Девушка наклоняет голову набок и смотрит на меня, изучая глазами цвета утреннего неба. Весь воздух разом выходит из ее тела. — Что теперь будет?

Глупенькая моя Зайка.

— Не нужно переживать. — Убираю волосы с ее лица. — Все будет хорошо. Обещаю.

— Ничего не может быть хорошо. — Зоя мучительно содрогается, она будто не в силах вздохнуть.

Мое сердце трепещет, подскакивает в груди.

— Почему? — Прижимаю ее еще крепче к себе и любуюсь. Такая нежная под моими пальцами. Безупречная. Смотрю на ее блестящие губы и представляю, как буду касаться их всякий раз, как увижу. Каждый божий день…

— Ты все равно уедешь. — Торопливо шепчет она.

Как приговор выносит.

Уголки моих губ ползут вверх в улыбке:

— Но ведь это будет не сегодня и не завтра.

Ее взгляд мгновенно проясняется. Рот приоткрывается на вдохе, лицо разглаживается, плечи расправляются. Понимаю, что такой ответ не принесет полного облегчения, но это уже первый шаг к пониманию того, что мы не обречены и еще можем найти какой-то выход.

— У нас есть немного времени… — Словно сама с собой размышляет девушка.

Один удар сердца. Второй. Меня обволакивает запах жасмина и розы. Ветер теперь пахнет Зоей и ее парфюмом. И это ночное небо тоже. Мы все теперь повязаны этими простыми словами, полными надежды.

— Ты хочешь быть со мной? — Спрашиваю, сделав глубокий вдох.

— Да. — Отвечает она.

И больше мне ничего не нужно. Наклоняюсь, мы оба открываем губы, прикасаемся языками, чувствуем вкус друг друга, и мир вокруг нас взрывается тысячами ослепительно ярких огней.

Зоя

— Что происходит? Ты куда? — Останавливает меня Маша на выходе из клуба.

У меня на плече сумка, в руках две куртки — своя и Джастина.

— Я ухожу.

— Все нормально? — Подруга перехватывает мою руку, крепко сжимает. Буровит меня взглядом.

— Да. — Киваю.

— Что-то непохоже. — Оглядывает одежду в моих руках и продолжает вкрадчиво: — Точно все в порядке?

Устало вздыхаю.

— Да, Маш. Все хорошо. Просто нам нужно уйти. Поговорить, и все такое…

— Ладно. — Она медленно разжимает пальцы. — Значит, я могу быть спокойна, и Джастин будет с тобой?

— Да.

— А то Дима мне какие-то страсти рассказывает, что он чуть Игоря не прибил.

— Угу. — Я вдруг вижу Вику недалеко от гардеробной и перехожу на шепот: — Завтра все объясню, мне пора.

Маша оглядывается, ловя мой взгляд.

— Ты из-за нее, что ли, уходишь?

— И да, и нет. — Признаюсь.

Не хотелось бы, чтобы Слава узнал о нас с Джастином от кого-то еще. Странно, вообще, что эта мымра тут ошивается. Не хватало еще того, чтобы она следила за нами. Хотя одежда американца в моих руках весьма красноречиво говорит о том, с кем я ухожу. Да и та сцена с Игорем ясно дала понять, что между нами нечто большее, чем просто соседство. Но я должна первой признаться Славе, и для меня это очень важно.

— Я хочу все узнать первой! — Шепчет Маша мне на ухо и отходит назад.

— Обязательно, — обещаю.

Наверное, у меня все на лице написано. Трудно скрыть счастливую улыбку, когда твое сердце поет от любви.

Выхожу, оглядываю темную улицу. Никого. Сворачиваю направо и натыкаюсь на Джастина, навалившегося на стену.

— Твоя куртка. — Бросаю ему одежду, и взгляд выхватывает окровавленную ладонь в свете фонарей. — Черт, все промокло. — Хватаю его руку. — Дай, посмотрю.

Он улыбается так, словно его и не беспокоят боль и повязка из бумажных полотенец, промокшая насквозь.

— Ты так сексуально ворчишь, — мурлычет Джастин, пока я снимаю бумагу и бросаю в мусорное ведро на краю дороги. — Интересно, мы с тобой на русском будем ругаться или на английском? Или каждый на своем?

— Держи. Не сжимай пока. — Достаю из сумки духи, брызгаю ему на ладонь и перевязываю сверху платком. Обматываю и делаю узелок с тыльной стороны ладони. — Вот так. А дома поменяем.

— Думаю, ругаться лучше по-русски, а в любви признаваться на английском. — Продолжает рассуждать он.

— Нет! — Восклицаю я, пока Джастин помогает мне надеть куртку.

— Да! — Заявляет он на русском.

— Нет! — Тоже перехожу на родной язык.

— Да-а-а!

Беру его за руку.

— Почему? — Смотрю в глаза.

— Па-та-муш-та! — Ржет американец.

— Кто тебя научил такому? — Смеюсь я. — Хотя, не надо, не говори. Дима?

— Да. — Довольно кивает он. — «Почему? Па-та-муш-та!» — Переходит на английский. — «Всегда отвечай так, и от тебя отстанут»

Прижимаюсь к его плечу.

— Поймаем такси? — Предлагаю. — Я боюсь, что ты с непривычки простынешь на таком холоде.

— Ты знаешь, какой я? Чтобы я? Простыть? — Хмурит брови Джастин. — Никогда!

Разворачивает меня к себе и крепко целует. Его губы… ммм, они невероятно сладкие и мягкие. Руки сильные, большие. В их объятиях так приятно быть маленькой и хрупкой. А запах мужчины, а точнее пота смешанного с его парфюмом, возбуждает так остро, что все мое тело вдруг начинает дрожать.

С трудом отрываюсь от него, вытягиваю руку и голосую. Возле нас тут же останавливается новенький желтый автомобиль. Садимся на заднее сиденье.

— Лучше в тепле. — Смотрю на Джастина, уперев подбородок в его предплечье. — У тебя ведь еще товарищеский матч на следующей неделе. Болеть нельзя. У нас, в России, в такое время года нужно одеваться теплее.