Парис положил руку рядом с рукой Мирины:

– Предостережение насчет чего?

Мирина выпрямилась и повела плечами, стараясь утихомирить боль, все еще пульсирующую в ее спине.

– Насчет того, чтобы держаться подальше от сестер. – Она покосилась на Париса. – В особенности от святых.

Парис развернулся и прислонился к поручням спиной, чтобы лучше видеть Мирину.

– Насколько святых? Явно не настолько, чтобы отказаться от оружия, ты с ним управляешься как настоящий воин. Скажи, с чем еще ты можешь управиться?

Мирина попыталась оборвать разговор, зло посмотрев на Париса, но темнота сыграла против нее.

– Идем. – Парис решительно взял ее за руку. – Я хочу осмотреть твою рану.

– Погоди! – Мирина пыталась сопротивляться, но Парис бесцеремонно протащил ее под палубой, потом через тесное пространство, заполненное спящими в гамаках мужчинами… Пока они наконец не очутились в кормовой части корабля. Все это время девушка злобно шипела. – Что-то мне кажется, – сказала она наконец, наблюдая за тем, как Парис зажигает лампу, – что лечение ран не царское дело.

Парис посмотрел на нее и сказал совершенно искренне:

– Ты действительно думаешь, что я позволю хоть кому-то прикоснуться к моей царице? Ну-ка, снимай это. – Он показал на тунику из змеиной кожи. Поскольку Мирина не шелохнулась, Парис покачал головой и шагнул вперед. – Я что, должен сделать это сам?

– Нет! – Мирина отпрыгнула назад, но наткнулась на стену, составленную из деревянных бочонков. – Ты называешь меня царицей, а обращаешься как со шлюхой! Ты за этим везешь меня в Трою? Чтобы удовлетворять свою похоть?

Даже при слабом свете в кладовой Мирина поняла, как сильно она обидела молодого человека.

– Прошу, – произнес он упавшим голосом, – прекрати воевать, женщина! Я не хотел тебя оскорбить. Я… – Парис обеими руками провел по своим волосам. – Я просто хотел тебе помочь.

Мирина прижала ладонь ко лбу, сожалея о своей вспышке.

– Прости, пожалуйста. Ты вел себя так благородно. Просто недавние события убедили меня, что чужестранцы могут причинять только боль и горе… – Мирина посмотрела в сторону Париса, благодарная темноте за то, что та скрывала его лицо. – Но ты уже научил меня тому, что это не всегда так. Если все троянцы так же хороши, как ты, Троя должна быть благословенным местом как для мужчин, так и для женщин. Жду не дождусь, когда увижу ее.

Парис наконец улыбнулся:

– Тогда мой неприятный долг – разочаровать тебя, потому что мы плывем не в Трою. Да и как бы мы могли? Мы направляемся в Микены, чтобы выяснить, нельзя ли спасти твоих сестер. А теперь все-таки повернись и позволь мне посмотреть, что можно сделать с твоей раной. И не бойся, что я делаю это ради наслаждения; будет щипать.

С моря греческая земля выглядела в общем похожей на остров Крит; она была приятна взгляду, но смертельно опасна для неосторожных моряков. Однако знание того, что эти берега – эти горделивые зеленеющие холмы, эти уютные и спокойные бухты – породили народ грубых животных, уничтожающих все вокруг, заставило Мирину и ее подруг отшатнуться от всех красот, и женщины стали говорить друг другу, что зеленые болота на их родине, несмотря на обилие змей, все равно лучше во всех отношениях.

– За этими холмами, – сообщил им Эней, показывая туда, куда они направлялись, – лежит Спарта, самый безжалостный из всех греческих городов. Там мужчин готовят только к борьбе, и они не знают большего наслаждения, чем вонзать свои копья в плоть живых существ. Их царь – кровный брат того человека, у которого мы недавно были; и они состоят в нерушимом союзе, их все боятся.

Сестры Мирины молча всматривались в берег, представляя себе то, чего не могли видеть. Потом Анимона, которая не уставала благодарить троянцев за их доброту и в то же время просить прощения за то, что женщины стали им такой обузой, сказала Энею:

– А если бы не мы, стали бы вы приближаться к этим неприветливым берегам?

Эней пожал плечами:

– Греки нам ничего не сделают. Они не захотят враждовать с нашим царем Приамом.

Анимона посмотрела на Мирину, но больше ничего не добавила. Когда женщинам стало ясно, что между их предводительницей и Парисом возникла некая связь, Анимона не упускала ни единой возможности напомнить Мирине о ее обетах и ответственности.

– Ты можешь чувствовать благодарность к этому человеку, – сказала она как-то, увидев, каким долгим взглядом обменялись эти двое, – и не мне винить тебя за это, потому что он так хорош, как никто другой. Но помни о тех клятвах, которые ты дала богине Луны. Где бы она ни находилась, не сомневайся: она наблюдает за тобой. Так что, если тебе действительно нравится Парис, оставь его в покое. – Анимона коснулась браслета на руке Мирины. – Не забывай: шакал – весьма ревнивый хозяин.

Но Анимоне не было нужды напоминать Мирине об опасности; та и сама прекрасно ее осознавала. Из-за неблагоприятных ветров их путешествие, которое могло бы закончиться за три дня, тянулось в три раза дольше. И Мирина, оказавшись в ловушке этого безвременного водоворота, видела, что все сильнее и сильнее подпадает под обаяние Париса. Каждый вечер он, под предлогом того, что нужно заниматься ее раной, задерживал руку на спине Мирины все дольше, а его дыхание ощущалось все ближе… И если бы не Анимона, пространно благодарившая Париса перед тем, как увести Мирину, иные прикосновения или звуки могли бы наверняка привести к тому, чего было бы уже не исправить.

А ночами, лежа между своими сестрами на полу в кают-компании, раскачиваясь на волнах собственных мыслей, Мирина весьма остро ощущала ревнивую ярость шакала. И поскольку девушке совсем не хотелось, чтобы ядовитые зубы ее демона впились в человека, проявившего к ней такую доброту, она старалась избегать Париса, предпочитая страдать в одиночестве.

Но Парис, целыми днями находившийся на палубе, всегда настороженный и внимательный, выглядел так, словно яд все равно проник в него. Его взгляд находил Мирину, где бы она ни была, он словно упивался ее видом, и с каждым днем его жажда становилась все сильнее, потому что он по ошибке принимал яд за лекарство.

Когда троянские корабли наконец добрались до залива Аргос, Мирина уже почти физически ощущала, что на борту ей грозит куда большая опасность, чем на суше. И она жутко разозлилась, когда Парис не позволил ей покинуть корабль, и мрачно стояла у поручней, наблюдая за тем, как он и наиболее доверенные из его людей сели в лодку и взмахнули веслами, чтобы добраться до берега и разузнать все, что удастся.

– Но разве ты не понимаешь, что, если нас кто-нибудь узнает, это будет настоящей бедой? – сказала Анимона, стоявшая рядом с ней.

– Может быть. – Мирина не сводила взгляда с лодки. – А может, и нет. Я ведь до сих пор не знаю, что задумал Парис.

На самом деле Мирина не знала и того, есть ли у Париса какой-то план вообще. Он не давал ей никаких обещаний.