– Они теперь мужчины, – отвечает мать Джонаса таким тоном, будто разговаривает с полнейшей тупицей. – Не лезьте на дюны! – кричит она каким-то детям, играющим у песчаной горы.

– Их может завалить песком, – говорит она Джине. – Лично я переживаю.

– Как Джонас? – спрашиваю я ее.

– Хорошо.

– Прекрасно! – встревает Джина. – У него теперь своя галерея в Челси. Мы оба в полном восторге. А еще мы нашли обалденный лофт. Там раньше была швейная фабрика.

– Чем он сейчас занимается? – спрашивает Анна.

Я смутно слышу, как Джина что-то говорит об акриловой краске и найденных предметах, но мой разум отказывается сосредоточиться. Мысль о том, что Джонас живет с этой Джиной, вызывает во мне ревность, на которую я не имею права. Почти физически ощутимую. Джонас принадлежит мне. Я едва удерживаюсь, чтобы не пнуть ее в голень.

Мать Джонаса выглядит так, будто только что проглотила большую вкусную птичку.

– Это просто замечательно.

Мне на память приходит все, за что я ее не люблю: ханжество, недостаток великодушия, то, как она намекала всем в округе, что Джонас ни за что бы не оказался в тот день в лодке со мной и Конрадом, если бы я его не заставила. Мама как-то случайно услышала, как она говорит обо мне: «Вертит им как хочет». Я заставляю себя думать о Питере, моем очаровательном благородном англичанине. О его подвижном уме, непревзойденной ироничности, поношенных кожаных туфлях, его жареной свинине с соленой корочкой, о том, как он тянет меня за волосы, когда мы занимаемся любовью. И мне удается улыбнуться ясной улыбкой.

– Здорово. Вы, наверное, счастливы за Джонаса.

– Да, – отвечает она. – И за Джину, конечно.

В этот момент я вижу, как он идет к нам через толпу. В одной руке у него коричневый бумажный пакет с продуктами. Сверху покачивается огромная упаковка булочек для хот-догов. Я смотрю, как он оглядывает толпу. Заметив Джину, стоящую к нему спиной, он улыбается. Потом видит меня. И останавливается как вкопанный. Мы смотрим друг на друга через песок. Он качает головой, скорее гневно, чем печально, – смесь боли и обиды, как будто он не в силах поверить в то, что я сделала, как я могла нарушить обещание, данное ему два года назад, когда мы сидели на разрушенном причале и пили пиво, глядя на Гудзон, смирившись с нашей судьбой.

Мать Джонаса замечает сына, не сводящего с меня взгляда. Хлопает Джину по плечу.

– Джонас вернулся.

Лицо Джины сияет, будто она никогда не видела ничего чудеснее.

Он проходит мимо меня и целует ее глубоким долгим поцелуем.

– Я искал тебя, – говорит он.

Потом обнимает Анну, здороваясь, и протягивает матери булочки.

– Была только большая упаковка.

– Ничего, все съедят. Никто никогда не приносит на пикник достаточно булочек.

Она идет к столу с едой и протягивает упаковку человеку, жарящему колбаски и котлеты для бургеров. Я слышу, как она объявляет: «Булочки!» – как будто принесла Святой Грааль.

– Привет. – Джонас наконец поворачивается поздороваться со мной. Его голос звучит дружелюбно, в его тоне ни следа того, что я видела у него на лице. Он улыбается спокойной доброжелательной улыбкой.

– Привет, – отвечаю я, спрашивая его взглядом: «Что за фигня?»

Он обнимает Джину рукой за талию.

– Джина, это Элинор. Мы дружим с детства.

– Мы уже познакомились, – говорю я.

– Мама сказала, что вас никого не было на этой неделе.

– Я знаю, твоя мама терпеть не может, когда с ней не согласны, – произношу я чуть более стервозным тоном, чем намеревалась. – Но мы были здесь. Я была здесь.

– Мы с Джиной приехали на прошлых выходных. Мама говорит, вы планируете зимнюю свадьбу. Она встретила Уоллес в магазине. – Его голос холоден.

– Я пыталась с тобой связаться.

Джина переводит взгляд с него на меня и обратно, будто чувствуя, что внезапно стала третьей лишней.

– Джонас сегодня поведет меня ловить кальмара, – говорит она.

– Здорово, – отвечает Анна.

На лице Джины написано сомнение.

– Ловить скользких тварей на причале в полночь?

Анна смеется.

– Это очень приятно. Ты светишь фонариком в воду, и они плывут на него. Тебе не приходится и пальцем шевелить. Проще пареной репы.

– Мы с Джонасом когда-то занимались этим постоянно, – улыбаюсь я ему в попытке пробить лед. – Ты был просто одержим ловлей кальмара.

Но он не поддается и просто стоит, глядя сквозь меня.

– Если тебе это нравится, то и мне понравится. – Джина привлекает его к себе и целует так, будто владеет им.

– Только не измажьтесь чернилами, – предупреждаю их я.

– И замаринуйте в молоке, прежде чем жарить, – добавляет Анна.

– Я не ем морепродукты, – отвечает Джина.

Анна смотрит на нас с Джонасом. Продевает руку сквозь руку Джины.

– Возьму себе пива. Пойдем со мной. Познакомлю тебя с двумя единственными интересными людьми здесь, – и утаскивает ее прежде, чем Джина успевает придумать причину для отказа.

Летом после того, как я окончила школу, мы с Анной решили искупаться на пляже. Море в тот день было идеальным. Никакой мути. Никаких водорослей. Мы плавали в океане, покачиваясь на волнах, и Анна все нудела о том, как влюблена в своего преподавателя по бинарной коммуникации.

– Я понятия не имею, что это значит, – сказала я.

– Это значит, что я хочу трахнуться со своим преподом.

– Бинарная, – засмеялась я и нырнула под воду. Доплыла туда, где могла стоять.

– А что насчет тебя, мисс «Я подожду до свадьбы»? – крикнула мне Анна. – Все еще девственница?

– Конечно, – соврала я. – И я никогда не говорила ничего про свадьбу. Я только сказала, что хочу подождать, когда влюблюсь.

– Тогда почему у тебя в комоде лежат противозачаточные?

– Зачем ты лезла в мой комод?

– Хотела позаимствовать трусы. Мои все грязные.

– Фу.

– Не меняй тему.

– Ладно. Это просто на всякий случай.

– На тот случай, если ты вдруг впервые влюбишься?

– Нет, – ответила я. Хотя бы это было правдой. Мгновение поколебавшись, я добавила: – В любом случае, я уже это делала.

– Что?

– Влюблялась.

– Вот это новости! Тогда почему у тебя не было секса?

– В Джонаса.

Лицо Анны приняло недоуменное выражение.

– Погоди. В того мальчишку, который все время за тобой таскался?