Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно к работе Хремета подключился Хасем. Это значительно ускорит постройку сети станций связи. Он даже затребовал у меня дополнительные финансы на то, чтобы оборудовать приграничные районы.
– Царица, прости, я недооценил это удивительное изобретение. Поверь, именно на границах и нужно ставить в первую очередь дома для смотрителей и поля для взлета и посадки. Тогда ни одна армия не нападет на нас внезапно!
– А что, у нас есть какие-то проблемы?
– Я стараюсь не беспокоить тебя по пустякам, но стычки с кочевыми племенами пустыни совсем не редкость. И они успевают ограбить селение, захватить рабов и сбежать прежде, чем мы узнаем об этом. А твои дельтапланы дадут нам возможность следить за их передвижением и, хоть иногда, достойно отбиваться.
– Хасем, думаю, что они – не идиоты.
– Нет, царица… Но что ты этим хочешь сказать?
– Есть такая поговорка – шило в мешке не утаишь. Они достаточно быстро поймут, что опасность для них идет от этих парящих штук. И будут нападения на станции и попытки похитить людей, умеющих пользоваться дельтапланами. Конечно, рано или поздно это знание пойдет и дальше гулять по планете, но чем позже – тем лучше для нас. Переноси к пограничным станциям учебные лагеря для солдат. Организуй серьезную охрану. И не жалей на это средств. Чем безопаснее на границе, тем меньше нужны войска в сердце страны.
Не слишком радовали меня предлагаемые чиновниками сборники законов. Почти в каждом из них наказания, в основном, сводились к смертной казни. Разница была только в способах. Начиная от «удаления головы» с помощью топора, и кончая кормежкой крокодилов.
То, что я считала изначально прообразом будущего гражданского кодекса так же привело меня в ужас.
Например, понятия развод уже существовало. Вообще, как рассказывала мне Амина, первыми развелись не люди, а боги. Развелся бог Геб со своей сестрой и супругой Нут. Геб был бог земли, жена, соответственно – богиней неба. И была у нее скверная привычка. Каждый день она пожирала собственных детей – луну и звезды, с тем, чтобы к ночи родить их обратно. Конечно, это обеспечивало смену дня и ночи, но Геба очень расстраивало и на жену он гневался. Тогда Шу, их отец и , по совместительству – бог воздуха, развел их и лично стал следить, чтобы они не соприкасались.
Исходя из этой легенды, законы не запрещали развод. И даже сохраняли за детьми право наследовать отцу. Только вот жена уходила из общего дома и уносила одну треть нажитого добра. Это были, как бы, алименты оптом. Ну, и естественно, побои женщины вовсе не считались поводом для развода…
Кто бы сомневался-то! Практически все свелось к тому, что я писала новые законы. Предусмотрев и равный дележ, и долю детей при разводе. Конечно, я не могла силком втолкнуть в этот мир мысль о равенстве полов, но хотя бы старалась положить начало.
Теперь, по новому законодательству, муж, первый раз избивший жену, мог получить ответку от судьи. До тридцати ударов палкой, если есть свидетели. И до двадцати, если свидетелей нет. А вот повторная жалоба уже давала жене право требовать развода. Понятно, что это отнюдь не райские условия. Но, безусловно – гораздо лучше того, что было раньше.
Была еще одна тема, которая не давала мне покоя – многоженство. Не сказать, что сильно было распространено, крестьянин вряд ли мог прокормить трех жен. Но вот многие чиновники и даже купцы имели не одну жену. И, если честно, я не слишком понимала – стоит ли вмешиваться. Сама идея такого брака была мне глубоко не симпатична. Но издав закон о запрете на двух и более жен, не сделаю ли я хуже? Этих же женщин будут держать в этих же домах, но уже не на положении супруги, которая имеет права на имущество. А на положении прислуги, фактически – рабыни, которой можно попользоваться и выкинуть за дверь в чем была, как только она хоть чуть постареет.
И решить, что лучше, я никак не могла. Женщина, кстати, иметь более одного мужа не могла. Скажем прямо, не слишком это близко к равноправию. Может, вообще следует разрешить женщинам иметь столько мужчин, сколько захочет?
От таких мыслей у меня голова шла кругом, а проблемы подобного рода вставали передо мной почти ежедневно! Ёжечки-божечки, ну почему я не пошла учится на юриста?!
Сегодня Барути хвастался мне новым лекарским инструментом – стетоскопом.
Вспомнив, что когда в мире еще не было стетоскопов привычного мне вида, доктора выслушивали сердце и легкие пациента через деревянную или металлическую трубочку с расширенными, колоколообразными концами. Если напрячь память, то можно вспомнить рисунки в советских детских книжках – доктор Айболит слушает через такую штучку пузик у бегемотика.
Так можно будет услышать даже сердцебиение плода. Конечно, врачи еще не скоро соберут нужные данные, научатся отличать звуки и понимать, какой из них о чем говорит. Но ведь и я – не последняя пациентка в этом мире.
По моему заказу было изготовлено несколько десятков трубок из разного материала. Полностью медные, деревянные, из тростника и бамбука с медными расширяющимися вставками с двух сторон. Пусть врачи сами решают, какой инструмент откажется удобнее.
Счастливый Барути кланялся и благодарил.
– Барути, позволь дать тебе совет?
– Я буду счастлив, царица, когда на меня прольется свет твоей мудрости!
– Я дам тебе и еще нескольким людям допуск в тюрьмы. Ходи к тем, кто приговорен. Слушай их сердце, слушай их легкие. Запоминай и записывай обязательно. Попроси у Одета писцов специально для этих записей. Потом, когда приговоренных казнят, ты сможешь вскрыть тела и понять, почему были хрипы в легких. Ты сможешь узнать, какое сердце как стучит и чем здоровое отличается от больного. Не сразу это будет, Барути. Но знания копятся и однажды придет понимание…
– Благодарю, царица…Благодарю тебя… Да будет добр к тебе Великий Ра!
– И учи людей Барути. Все, что знаешь сам – рассказывай другим, записываете и сравнивайте записи. Так учеба пойдет быстрее. Ты можешь идти, Барути.
Меня утешало то, что преемник Имхотепа был такой же фанатик медицины. Но увы, он не обладал энциклопедическими знаниями Имхотепа.
Теперь мне нужно будет искать людей, которые разбираются в архитектуре, колонны, которые изобрел мой лекарь, еще не самое большое чудо. Конечно, какие-то работы велись под его надзором в мастерской. Но он сам как-то говорил, что надзор этот – чистая формальность. Все время, что он был со мной, он занимался, в основном, медициной. Это была его истинная любовь и страсть. Человек, сумевший провести успешную операцию в эти достаточно дикие времена – воистину – велик!
А еще я все не могла собраться с духом и навестить школу медиков. Не знала, кого следует послать проверить небольшую архитектурную мастерскую. Вообще не слишком понимала, чем они там занимаются. Имхотеп, вроде как, давал им полную волю. А я в архитектуре понимаю еще меньше, чем в анатомии, например.