Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джелиль не отвечал. Он смотрел на Сеита, который решил не затягивать разговора. Он сделал шаг и ткнул стволом своего револьвера Петру под ребро. Боринский почувствовал сквозь рубашку холодный металл. Он хотел повернуться, но Сеит не дал ему этого сделать. Хриплым голосом Сеит сказал:
– Не пытайся сопротивляться, Боринский, не торопи свою смерть. Руки вверх.
Он подтолкнул Петра к дверям. Петр вышел в сад:
– Вы глупцы, оба. Они ни за что не оставят вас в живых, если со мной что-то случится. Куда вы думаете сбежать? Идиоты! Все кончено, вы что, не понимаете? Ваша жизнь кончена.
– Джелиль, – сказал Сеит. – Вернись в дом и принеси лопату.
Через несколько минут они были в лесу. Каждый раз, когда Боринский пытался идти медленнее или начать говорить, его подталкивали стволом. Чем дальше они уходили в лес, тем беспокойнее вел себя Петр. От его самоуверенности не осталось и следа. Теперь он твердил:
– Куда вы меня ведете? Что вы со мной сделаете?
– Заткнись и шагай.
Немного позже Сеит сказал:
– Остановись и опусти руки.
Петр подумал, что они оставят его. Они не осмелятся на большее. Его беспечность вернулась. Он засмеялся и сказал:
– Я не знаю, зачем вы так рисковали, просто чтобы мило прогуляться?
Держа Петра на мушке револьвера, Сеит кинул ему лопату и отступил. Джелиль стерег с другой стороны.
– Копай там, где стоишь.
– Ты с ума сошел, Сеит, ты что, в игру со мной играешь?
– Думаю, да! В такую же игру, в которую играл ты с другими.
Петр начал что-то говорить, но Сеит быстро оборвал его:
– Ни слова больше, заткнись и копай, мы торопимся. Быстро, я сказал.
Петр понял, что они не шутят, и принялся копать. Когда яма была готова, Сеит приказал ему:
– Теперь полезай в нее и ложись.
Голос Боринского задрожал.
– Не надо, Сеит, это безумие…
– Заткнись и ложись туда, быстро.
Петр попробовал обратиться к Джелилю:
– Джелиль! Сеит, должно быть, с ума сошел. Ради бога, это нечестно.
– Ты теперь про Бога вспомнил, товарищ Боринский? Как насчет твоих старых друзей?
– Я читал расстрельные списки, – сказал Сеит. – Эти несчастные люди молили тебя не убивать их. Петр, скажи мне, они надеялись на твою жалость? Ты заставил их копать себе могилы. Ты подлый, гнусный человек. Если бы у меня было время, я бы по кускам тебя разорвал. Благодари Творца Всемогущего, что мы торопимся.
Петр плакал так сильно, что его тело тряслось. В истерике он упал на колени:
– Пожалуйста, не делайте этого, я все сделаю, я дам тебе убежать…
– Товарищ Петр Боринский, ты признан виновным в измене России.
Выстрел, стон, эхо, хлопанье птичьих крыльев… затем звук лопаты, ворочающей землю… Когда молодые люди двинулись обратно к своему убежищу, птицы в лесу все еще всполошенно летали.
Пока Сеит и Джелиль торопились к винограднику, тень вылетела из темноты и постучалась в дверь маленького домика Исмаила, заставив находившихся в нем вскочить в страхе. Исмаил-эфенди спрятал Шуру и Татю в маленькой спальне. Когда они ушли туда, он запер за ними дверь. Дверь скрывал ковер, Исмаил развязал веревку, державшую ковер. Тот развернулся, полностью спрятав дверь. Затем старик закрыл дверь в гостиную и вышел к наружной двери. Осторожно он спросил:
– Кто там?
– Это я, Махмут.
Как только старик открыл дверь, Махмут ворвался внутрь, оттолкнув его.
– Где брат Сеит? Он уже ушел?
Исмаил-эфенди, боясь юношеского безрассудства, сказал:
– Потише, молодой господин. Они ушли, сказав нам, что скоро вернутся. Мы ждем их возвращения в любую минуту.
– Отчего ты уверен, что они вернутся?
– Это то, что они нам сказали, поверьте, это все, что я знаю. Махмут знал о комнате за ковром. Он поднял его, открыл дверь и ворвался туда. Женщины, испуганные громким разговором, сжались на диване, держа друг друга за руки. Когда они увидели Махмута, Шура почувствовала облегчение. Она отпустила руку Тати и встала:
– Ах! Махмут, слава богу, это ты. Мы так испугались.
Махмуту стало неудобно за шум, который он поднял. Он вежливо поздоровался с женщинами и спросил:
– Давно брат Сеит ушел?
От волнения Шура давно утратила ощущение времени. Она сказала:
– Может быть, с час назад или немного больше. Что случилось?
Махмут сел на край дивана:
– Ты видишь, он уже уехал, не взяв меня с собой.
И зарыдал.
Шура все поняла. Она теперь была одна. Совсем одна. Мужчина, которого она любила, ушел, даже не попрощавшись с ней. Она прикоснулась к плечу молодого человека, надеясь, что ответ развеет ее худшие страхи. Мягким голосом она спросила:
– Откуда ты знаешь, что он уехал, Махмут? Что он сказал тебе?
Махмут посмотрел на нее мокрыми глазами. Шура была тронута. Ей было так жаль этого мальчика, что она забыла о собственной проблеме. «Его детское одиночество горше, чем моя брошенная любовь». Она тронула его голову рукой и погладила волосы:
– Может быть, ты ошибаешься?
– Нет, я все слышал.
Она села рядом с ним и слушала.
– Я слышал, что Джемаль-кахья говорил отцу. Этой ночью Сеит отправился к берегу, чтобы сесть на корабль и уплыть из России. Я все слышал. Я бежал, чтобы присоединиться к нему, но… – его голос стал почти неслышным, – но он уже уехал, я не смог увидеть его.
Шура чувствовала, как правда, которой она так долго старалась избегать, теперь резала ей сердце на куски. Она посмотрела на Татю, которая была поражена не меньше Шуры. Могли ли обещания, данные ей любимым, быть обманом? Ведь Джелиль сказал:
– Мы вернемся, Татя, дорогая, поверь мне. Я очень люблю тебя.
Он не мог так лгать. Татьяна встала и подошла к Шуре:
– Они не могли уехать. Они вернутся. Я знаю.
– Они уехали, Татя, и бросили нас.
Слезы мешали Шуре видеть. Она вытерла их и пообещала себе больше не плакать. Если это ее судьба, она должна вынести ее стоически, подумала она. Но ее сердце не могло обмануть. Внезапно она спросила Махмута:
– Ты знаешь, как они собирались уехать?
Махмут выпалил все что знал:
– Я слышал, что они собирались уехать на корабле капитана Татоглу.
– Кто этот Татоглу?