Шура с удовольствием держалась за руку своего мужчины, питаясь его силой. Она надеялась и про себя молилась о лучшем, не представляя, чем оно может быть. Страна, ее люди, их язык, их обычаи были новы для нее. Она видела, как блестели глаза Сеита, рассматривающие берег. Их взгляды на мгновение встретились. Сеит погладил ее руку и улыбнулся. Его улыбка была полна жизни. Шура улыбнулась в ответ. Судно проскользнуло между кораблями и причалило к пирсу. Беглецы сошли на берег. Капитан был с ними. Внезапно они оказались окруженными кричащими детьми. Татоглу беззлобно шуганул ребятишек:

– А ну-ка оставьте наших гостей в покое.

Слово «гости» подействовало на ребят, словно хлыст. Они отпрянули и смотрели на вновь прибывших с почтительного расстояния. Один из мальцов повернулся и побежал к городу, выкрикивая:

– Татоглу приехал! Татоглу приехал!

Вскоре на берегу появились местные жители во главе с комендантом жандармерии и главой городского совета Синопа. Двое вышли вперед и приветствовали Сеита:

– Добро пожаловать, господин! Добро пожаловать в нашу страну.

Сеит поприветствовал их и пригласил на борт. После представления и приветствий он отвел их в грузовой трюм и показал оружие. Винтовки, которые они с Джелилем собирали и прятали несколько месяцев, из-за которых он чуть было не потерял жизнь, из-за которых погиб его брат, теперь передавались турецким властям. Он слышал, что с ослаблением империи и военными поражениями началась борьба за независимость во главе с генералом Мустафой Кемалем-пашой. Сеит указал, что передает оружие на эту цель. Комендант принял оружие от имени генерала Казима Карабекира-паши, главного военного командующего региона, одного из ближайших сподвижников Мустафы Кемаля. Винтовки, самое ценное, что Сеит мог отдать Турции, обеспечивали ему визу на въезд в его новую страну. Комендант приказал нескольким селянам и солдатам перенести груз на берег. Увидев оружие, толпа будто сошла с ума. Окрестности взорвались радостными криками и аплодисментами. Жители и солдаты танцевали, подпрыгивая. Они хватали винтовки и, прежде чем передать их, благоговейно целовали. Они обнимали Сеита и осыпали его поцелуями и молитвами. Дети заразились общим возбуждением. Маленький деревенский мальчик, не старше шести-семи лет, держа палку как ружье, кинулся на землю, изображая стрельбу:

– Паф-паф-паф, я убил чертовых неверных, я убил их!

Извиваясь, он изображал ползущего солдата. Его рубашка и штаны были залатаны. Штаны, слишком большие для него, поддерживались самодельными веревочками, одна из которых тащилась за ним в пыли. Его обувь была такой изношенной, что пальцы торчали из нее. Он носил старую феску, которую постоянно поправлял на голове. На глаза Сеиту навернулись слезы. Он видел, что принес надежду этим людям, которых даже не знал. Он сотворил для них чудо, о котором они даже не мечтали. Земля, на которой его так сердечно встретили, отныне была его домом.

Шура была так захвачена всем этим торжеством, что не обратила внимания на группу молодых девушек, внимательно рассматривавших ее. Это были дочери моряков из города. Они были поражены тем, что женщина из другой части мира иначе одевается и даже выглядит иначе. Ее густые длинные светлые волосы, уложенные в шиньон на шее, не были покрыты платком. Ее платье и обувь были простыми, но показывали хороший вкус. Ее глаза были лазурно-голубыми, она была слегка курносая и стройная. Она вызывала восхищение. Молодая женщина была тронута этим выражением обожания. Улыбнувшись, он протянула руки к маленькой девочке и мягко сказала по-русски:

– Иди ко мне, не бойся, иди сюда.

Девочка не понимала язык, но поняла смысл и пошла в руки Шуре, все еще держа палец во рту. Шура поцеловала ее и прижала к груди. Девочка была очень счастлива, побывав в руках женщины из России. Она с гордостью смотрела на подруг.

Любовники собрали свои личные вещи и последовали за комендантом в жандармерию с первым официальным визитом. Церемония угощения чаем заняла около часа, после чего их проводили в предназначенный для них дом. Все это происходило в радостной, веселой атмосфере, жители следовали за ними вместе с жандармами.

Их новый дом был маленьким, но с садом, полным деревьев. В нем было две комнаты, из окон которых открывался чудесный вид на Синопскую бухту. Под резными окнами стояла османская софа с большим латунным столом. В кухне имелась большая, встроенная в стену печь. Дом и кухня были отремонтированы и обставлены просто, как принято в маленьком городе. Спустя короткое время жители удалились, и влюбленные беглецы остались одни. Сеит подошел к окну. Он понимал, что находится в Синопе, но его душа осталась на берегах Алушты, по другую сторону Черного моря.

Этой ночью они распаковали свои вещи. Каждый предмет вызывал у них воспоминания. Вот фотография Сеита в форме, вот его медали, его часы, подаренные царем Николаем II, семейное бриллиантовое кольцо, подаренное его деду царем Николаем I.

«Забавно, – подумал он, – память всегда остается с людьми, но вещи, даже если они рядом с ними, могут быть такими далекими». Он погладил сначала медали, затем часы, затем кольцо. Пропуская цепочку часов между пальцами, он вспоминал мягкий, скромный, любящий взгляд царя Николая. В первый раз, когда он посетил дворец с отцом в возрасте двенадцати лет, он был поражен тем, что царь гладил лист цветка, пока разговаривал с ними. Как давно это было? Четырнадцать, всего четырнадцать лет прошло! Сеит положил медали обратно в коробки, а коробки сложил в полотняный мешочек, в котором также лежали рубли и копейки. Он завязал его и положил в шкаф. После стольких лет трудов это все, что он имел.

Шура повесила в шкаф несколько платьев и села на софу. Сумерки навели на нее тоску по родной земле. Сеит попросил:

– Дорогая, спой мне что-нибудь грустное.

Шура поцеловала его в щеку и тихо запела, унося их к Неве и ее заснеженным берегам. Когда Шура закончила петь, она попросила со слезами на глазах:

– Не бросай меня, Сеит, никогда не оставляй меня. Ты все, что у меня есть. Во всем мире.

Сеит вышел из задумчивости, взял ее лицо руками и посмотрел в глаза:

– И ты для меня, моя дорогая, тоже все…

Сеит чувствовал, как почти забытое тепло разливается по телу. Он притянул ее к себе, прижался к ее губам. Они целовались и целовались. Вначале он гладил ее прекрасное лицо, потом стройное тело, его ладони вспомнили, как они скучали по ее теплой женственности. Его поцелуи опускались по ее шее к груди. Шура чувствовала, что ничего не изменилось в их жизни. Она откинула голову и забылась в трепете, который ее мужчина вызывал в ней, целуя и проводя языком по всему ее телу. Затем его нежные, но нетерпеливые руки освободили ее от блузы и юбки, оставив ее полностью нагой. Он продолжал целовать ее, снимая свою одежду. Она чувствовала его ласки и поцелуи на груди, на животе, на ногах, на спине, на лоне. Она хотела отдать себя ему, иметь его внутри себя. Они оба страстно желали друг друга. В движениях тел, в ритме любви, в темпе дыхания они вновь достигли райского восторга, который переживали уже много раз. Их любовь была лекарством от тоски, отбрасывая прошлое, когда они достигали вершины блаженства. Тела, которые прекрасно знали язык друг друга, руководили их действиями. Теперь они не думали ни о чем другом, кроме наслаждения.