– Один на корму, остальные на правый борт.

Матросы были всего на несколько лет младше него. Они были худыми, но здоровыми и проворными. Морская жизнь сделала их гибкими и бесстрашными. Они немедленно заняли свои позиции. Осман Татоглу прилагал весь свой опыт, чтобы удержать судно против огромных волн. Он знал, что стоит ему принять хоть одну волну на борт – суденышко пойдет ко дну. Старый турок яростно ругался:

– Прокляни вас Аллах, московитские свиньи. Прокляни вас Аллах. Пусть Черное море сожрет вас, по воле Аллаха.

Шум моря и выстрелы сливались. Направляя судно прямо на волну, капитан кричал, адресуя свою ругань большевикам:

– Вы ублюдки, покарай вас Аллах, вы бродячие псы. Я лучше пойду ко дну, чем сдамся вам.

Затем крепко ухватился за штурвал:

– Аллах Всемогущий!

Штормовая погода помогла им. Катера мотало по волнам еще более нещадно. Вскоре преследователи начали отставать, и суденышки, одно за другим, скрылись из виду. Теперь посюду было только бушующее море.

– Хвала Аллаху! – возопил Татоглу.

Берега Алушты размылись. Сеит впивался в них взглядом, чтобы запечатлеть их в памяти. В одно мгновение они вовсе скрылись из виду. Все было кончено. Алушта, его родной город, исчез, как исчезает пена. Все эти годы казались сном. Может быть, они действительно были сном? Он проснется утром и поймет, что все пережитое было сном. Может быть, Алушты никогда не существовало. Может быть, Курт Сеит никогда не жил. А как насчет других? Все, кого он любил, не могут быть сном… Дрожь пробирала его тело до костей.

Сумасшедший ветер унялся, пенящиеся волны ушли, море заметно притихло. Татоглу появился на палубе. Он был возбужден.

– Курт Сеит Эминов, господин, Аллах защищает нас. Что это было, господин? Как мы избежали такой беды?

Сеит попытался улыбнуться:

– Ты был великолепен, Татоглу, ты лучший капитан, которого я знаю! Никто другой не смог был удержаться на плаву в таких условиях. С более слабым капитаном мы давно были бы на дне моря.

Татоглу был горд. Он был хорошим моряком и знал это, но услышать похвалу от Курта Сеита Эминова ему было очень приятно. Он скромно ответил:

– Не за что, господин, не за что.

Татоглу был родом из лазов – племени, живущего на южных берегах Черного моря. Лазы – прекрасные мореходы. Он хорошо знал эти места. Он гадал, что Сеит собирается делать дальше.

– Господин, я не хочу быть назойливым, но мне интересно, есть ли у вас какие-нибудь знакомства в Синопе?

– Много лет назад моя тетя уехала туда, выйдя замуж за турка, но мы давно уже не общались с ней. Я не знаю даже, где она сейчас. Прошло много лет.

– Не беспокойтесь, господин, Турция – это ваша родина, неважно, есть ли у вас там родственники или нет.

– Родина? – спросил Сеит. – Земля, где я не был рожден, не вырос, о которой ничего не знаю. Как она может быть моей родиной?

Капитан показал на груз и продолжил:

– Если бы вы знали, господин, как сильно ждут этот груз. Вы сделали нелегкую работу, но, когда вы увидите радость, с которой вас встретят, вы забудете о своей боли.

Татоглу вздохнул:

– Людям в Турции очень тяжело, господин. Мужчин в домах не осталось. Призывают в армию с восемнадцати лет. Как только человек попал в армию, его отправляют на фронт. Война превратилась в бойню. Ничего не осталось от великой и церемонной Османской империи, о которой нам рассказывали отцы. У нас большая беда. В Синопе вы сами увидите все своими глазами. Люди обрадуются нашему появлению. Как только корабль пристанет к причалу, будет такой праздник!

Капитан подумал, что, может быть, надоел Сеиту своей длинной речью:

– Господин, почему бы вам не поспать немного. Впереди долгий путь. Черное море кажется бесконечным.

Сеит пожал ему руку:

– Спасибо, Татоглу, ты и твоя команда сделали большое дело. Я никогда вас не забуду.

Капитан ответил с улыбкой:

– Не стоит благодарности, господин. Но мне горько, что мы не смогли спасти вашего друга.

– Он не просто мой друг, – сказал Сеит, глядя в сторону далекого берега, и добавил шепотом: – Он был моим братом, Татоглу, моим братом…

Голос Сеита прервался, горло перехватило.

– В глазах Аллаха он стал мучеником, господин, и заслужил Его милость, – сочувственно сказал капитан. – Да ниспошлет Аллах вам терпение, господин! Что тут еще скажешь?

Это было правдой, что еще тут можно было сказать?

– Ах, господин, с такой болью хочется одиночества, я знаю это слишком хорошо. Я буду в рубке. Если вам что-нибудь понадобится, просто кликните. Вам дать одеяло? Становится холодно.

Сеит, погруженный в свои мысли, не хотел больше говорить. Не о чем было говорить. Отныне он окружен чужими людьми. То, что он им расскажет, покажется им сказками. Никто здесь не разделит его ностальгию, никто не отзовется на его воспоминания. Его печаль и его веселье для слушателей будут выдумками. Он был, по сути, беглецом из империи, разрушенной войной и революцией, в другую империю, опустошаемую войной.

Волна ударила в борт и пробудила его. Мягкое одеяло окутало его плечи, укрыв от ветра. Он повернул голову, чтобы поблагодарить Татоглу, но нет, это не могло быть правдой! Наверное, бродя по воспоминаниям о прошлом, он сошел с ума. Он не мог проглотить комок, не мог даже вдохнуть. Он хотел потрогать эту галлюцинацию, ощутить ее. Лицо было скрыто в темноте, но Сеит узнал бы эти очертания, фигуру, плечи где угодно. Она с трудом стояла на раскачивающейся палубе. Протянув к ней руку, он прошептал ее имя:

– Шура, Шурочка, дорогая моя!..

Женщина, присевшая рядом, была не иллюзией. Сеит внезапно почувствовал, как все утраченное им вернулось, Россия здесь. Молча он притянул ее к себе, вдохнул ее запах. От ее теплой шеи шел нежный цветочный аромат. Он глубоко вдохнул, стараясь впитать его. Женщина положила голову ему на грудь, он зарылся лицом в ее волосы. Его Шура была здесь. Вместе с ним. Луна освещала их лица и их руки. Сеит чувствовал, что все потерянное им воплотилось в Шуре. В ее густых светлых волосах он видел пшеничные поля, в синеве ее глаз – водопады алуштинских лесов. Она была единственной, кто верил в него. Она была его прошлым, его детством, его молодостью, его любовью, его семьей, единственным человеком, который знал его. Она была его утраченной Россией. Он сжал ее сильнее. Целуя ее заплаканное лицо, он не мог сам сдержаться. Мужчины никогда не плачут, солдаты никогда не плачут, но Курт Сеит Эминов плакал от всего сердца.

Два дня спустя после удавшегося побега в утренней тишине судно Татоглу лавировало среди паровых и парусных кораблей, приближаясь к порту Синопа. Сеит и Шура, беглецы из России, стояли на носу, держась за руки, затаив дыхание, следя за красотой на горизонте, в ожидании новой жизни, которую они собирались начать, не зная, что она принесет им, но надеясь на лучшее. Отчаяние Сеита уже не было таким сильным. Конечно, ничто не могло заменить добрые старые дни, но он чувствовал свою удачу, чувствовал себя способным начать новую жизнь в новой стране. Все в нем бурлило. Он с нетерпением ждал новых испытаний.