Оставалось надеяться на то, что это воодушевление не окажется пустым и хоть немного поможет в боях за границу, потому что, как ни мечтай, враг с захваченных территорий вряд ли уйдёт добровольно.

Но чем глубже на север проходило войско, тем тревожнее становилось на душе. Точнее, это бьёльнцы беспокоились из-за скорых морозов и долгих ночей, а нолдийцы, в том числе и лорд Джеймс, лишь посмеивались — им-то было не привыкать. Нолдийские воины, как простые, так и знатные, поддерживали своих бьёльнских товарищей, давая советы и делясь хитростями, как лучше защититься от холодов, ветра и непогоды.

— Помнится, когда я жил в Нолде, в середине осени таких холодов не было, — заметил Генрих, одной рукой поправляя серый, подбитый собольим мехом плащ, а другой придерживая поводья. Усилившийся ветер вдруг сорвал с него капюшон, и волосы сразу же растрепались, причёска потеряла всякую форму и мало-мальски приличный вид.

День стоял ненастный: ветер, налетевший с северо-востока, с моря, ощутимо пробирал и свистел в ушах, небо, серое и сумрачное, было затянуто плотным слоем облаков, которые почти не пропускали слабые лучики осеннего солнца, и думалось, что из воздуха с каждым мгновением по капле уходят остатки тепла. Хельмут был даже рад надеть на голову шерстяной чёрный худ — всяко теплее, чем берет, и хорошо скрывает его неровно и некрасиво отросшие волосы, подровнять которые пока не было никакой возможности. От холода также спасали перчатки, плотный камзол и тёплый плащ с мехом норки на воротнике.

— Ты жил в Эори, — напомнил лорд Джеймс, ехавший чуть впереди. — Там погода обычно помягче. А тут, на самом севере… Если честно, я даже понимаю фарелльцев: если у нас тут так холодно, то у них наверняка ещё холоднее, вот и ищут тёплые места южнее, чтобы окончательно не околеть.

Хельмут молчал: ему вообще не стоило слушать разговор лордов, а влезать в него — тем более… А вот Генрих рассмеялся, хрустально и искристо, и это был самый прекрасный смех на свете.

— Надеюсь, больше сюрпризов мне ждать не придётся, — негромко добавил Генрих и бросил на Хельмута многозначительный взгляд — тот кивнул ему и улыбнулся.

— Придётся, — покачал головой лорд Джеймс. — Может, попозже, подальше, когда к границам подъедем, но уж точно придётся. Хотя на этот раз, думаю, вы будете приятно удивлены, — добавил он и поправил капюшон своего тёмно-синего плаща.

Генрих взглянул на Хельмута с немым вопросом, на что тот лишь пожал плечами — откуда ему знать, что имеет в виду лорд Джеймс? Он-то на севере вообще впервые, а уж на таком дремучем, безжалостном, морозном и сером севере — и подавно… Что тут может быть приятного, кроме скорейшей победы над Фареллом, и представить сложно.

И вот наконец их путь начал подходить к концу: до границы оставались считанные километры, и эта территория пока ещё контролировалась фарелльцами. Лорд Джеймс велел разбить лагерь недалеко от небольшой реки, чтобы иметь под рукой запас пресной воды, и отправил по округе отряды разведчиков.

Нужно было штурмовать ближайшую крепость, что располагалась к северу от их лагеря, но была велика вероятность, что с севера фарелльцев поддерживает подкрепление из их родной страны. Поэтому на штурм пока идти не решались, думали, что можно делать ещё. Писали королю, проводили многочасовые советы, посылали отряды прочёсывать окрестности на предмет вражеских фуражиров, но легче от этого не становилось.

— Это просто чёрт знает что! — воскликнул Генрих, выйдя из шатра, в котором только что закончился очередной военный совет, и даже топнул по твёрдой, жёсткой земле. Из-под подошвы его ботинка вспорхнула пыль, тут же осевшая на серую жухлую осеннюю траву, что так и ждала, когда на неё упадёт первый снег.

Хельмут вышел следом, придерживая входное полотнище, и не сразу понял, в чём дело.

— Мне кажется, мы проиграем, — уже тише добавил Генрих, видимо, испугавшись, что его упаднический тон могут услышать. — У фарелльцев за спиной, возможно, многотысячное подкрепление, а у нас?..

— А у нас разве нет? — нахмурился Хельмут. — Мы же не беспомощных детей и стариков южнее себя оставили… — Генрих, кажется, совсем не слушая, направился к своему шатру, и Хельмут решил не отставать. — Это вполне боеспособные люди, у них есть вода и пища, с ними их командиры, они получают чёткие приказы… Что мешает им прийти к нам на помощь, если она потребуется?

Генрих лишь покачал головой, не сбавляя шага. Он смотрел то под ноги, то куда-то вперёд, на горизонт, а Хельмут сверлил взглядом его прикрытую серым плащом спину: узкая тропка между шатрами и палатками мешала встать рядом. Однако замолкать Хельмут не собирался.

— С чего такое настроение? — продолжил он. — Прекрати немедленно в себе сомневаться, знаешь, как меня это достало?!

— Зато ты в себе никогда не сомневаешься, — буркнул Генрих — легко было представить, как он усмехнулся. Он по-прежнему не сводил взгляда с горизонта, и это несколько настораживало.

— Так жить легче, — кивнул Хельмут.

— Стой.

Генрих замер резко и неожиданно — Хельмут бы врезался в него и упал, если бы не успел вовремя остановиться. Он чуть привстал на цыпочки и из-за плеча Генриха тоже посмотрел на горизонт. Стало любопытно, что так могло заинтересовать друга, что он даже ни разу не оглянулся…

Небо уже потемнело и в объятиях ночи приобрело тёмно-синий оттенок. Впрочем, такой цвет Хельмут счёл несколько необычным — чересчур ярким и глубоким для серого севера… Но ещё более необычным оказалось то, что вдруг посреди этой густой синевы, переходящей в черноту, всплыла светящаяся зелёная изогнутая линия. Будто капля краски упала в воду и растеклась…

Зелень переливалась всеми оттенками, яркая, почти ослепительная. В основном она горела у горизонта, но постепенно эта линия расширялась, грозя заполонить весь небосклон. Это напоминало постепенно разгорающийся костёр: обычно у основания его, на дровах, пламя было жарче и ярче, но чем выше, тем прозрачнее оно становилось. Так и тут: у горизонта зелень пылала пожаром, но выше — рассеивалась, смешивалась с небесной синевой, становясь менее яркой, переливаясь белым и нежно-голубым.

«Я же не один это вижу?» — мелькнуло в мыслях Хельмута, однако он не нашёл в себе сил оглянуться и проверить. Но потом он наконец понял, что привлекло внимание Генриха, из-за чего он не прислушивался к его словам, а также на что намекал недавно лорд Джеймс. Что ж, по сравнению с приближающимися морозами, сложной военной ситуацией и гнетущими воспоминаниями о Вильхельме, это была действительно приятная неожиданность.

Приятная — это даже мягко говоря…

Такой красоты Хельмут не видел никогда. Густо-синее небо, на котором пылало зелёное зарево, растекаясь разными оттенками, то ярче, то бледнее, то уже, то шире… Это было настоящее, истинное волшебство, и его могла сотворить лишь всемогущая природа, сам Бог или само мироздание, которое даже сильнейшему магу неподвластно…

Хельмут вдруг почувствовал, как Генрих осторожно коснулся пальцами его ладони, и это прикосновение ненадолго вернуло его в реальность, вырвав из плена зелёного небесного пожара. Следом пришло осознание, что не они одни это всё видели, очевидно, люди вокруг них тоже наверняка заворожённо смотрели на небо, особенно бьёльнцы, в жизни не видавшие ничего подобного… Да и слышал об этом тоже далеко не каждый: Хельмут помнил, как однажды читал в книге что-то о сполохах, что вспыхивают на северном небе, окрашивая его разными красками, но не очень-то поверил в это и забыл… И вот — он стал свидетелем этой невероятной магии, и ему показалось, будто он остался с Генрихом наедине, что не было вокруг ни солдат, ни рыцарей, ни шатров, ни палаток, ни костров, ни знамён… Что не было войны и боли, предательств и потерь, разочарования и смерти…