Она потянулась, чувствуя, как домашняя атмосфера обволакивает ее ленью, это опасное состояние, ничегонеделание заразно и аккумулирует негативные мысли. Трудные периоды помогает пережить работа, не хочется – надо заставлять себя, в конце концов, увлечешься и шагнешь из настоящего в более изящный мир.

– Осторожней теперь с компьютером, – напомнил отец.

– Спасибо, па, я забыла. Рукой попишу, а завтра отпечатаю на работе.

В детской она открыла окно, потянула носом, вдыхая прохладу летней ночи. Нужно учиться находить радость в простых вещах, в той же летней прохладе, в этой комнате, куда не зайдет Боря с обиженной физией, в чашке чая, которую заботливо ставит перед ней папа. Все не так плохо, главное, есть стимул, он растет и любит маринованные корнишоны. Запрыгнув на кровать, София накрыла колени пледом, положила на них фолиант, а на него листы бумаги…

И писала

Перед Зыбиным на столе лежала карта города, в тот момент, когда вошли Марго и Мишель, Терновой гневно говорил:

– Плох ваш план. Ну, расставите вы от магазина до самого дома людей, и что? Ее не на руках унесут, а увезут. Как догонять будете ту же карету?

Замечание было ценным, но проблема решаема, и от Кирсанова сразу поступило дельное предложение:

– А мы дополнительно расставим в укромных местах всадников на каждой улице вокруг квартала. Один из них в любом случае поскачет за каретой, поглядит, куда она заедет, и вернется, чтобы сообщить нам.

В общем-то, разумно, но у Сергея нашлось возражение.

– Первое: а не поскачет ли ваш всадник за совсем другой каретой? Мало их по городу ездит даже глубокой ночью? Второе, и это важно: похитители услышат, что за ними скачут, каковы будут их действия? Убьют Настасью, выбросят, сами попытаются бежать, не так ли? А ежели они оторвутся от вас и в глухом переулке бросят лошадей, дабы спастись? Вы загубите Настасью, а их не поймаете.

Верно все разложил, став на позицию преступников, ведь те не захотят отдаться в руки полиции и будут очень осторожны и внимательны. Поскольку предложений, решающих задачу, не поступало, Сергей, оглядев задумчивые лица, спросил:

– Господа хорошие, а нельзя ли сразу их взять, когда похищать Настеньку будут?

– Нам нужны не только они, – сказал Зыбин, – но и тот, для кого они похищали девиц. Нам надобно место, куда привозят жертв, и где мы непременно найдем улики.

– Ну, не знаю, господа… – развел руками Сергей. – Воля ваша, но коль вы не дадите гарантий, я не выпущу Настю.

– Я знаю, – поднялся Суров. – Будьте покойны, господин Терновой, я знаю, что надобно делать.

Домой Сергей вернулся за полночь, помог сонному работнику распрячь лошадь, а в доме его ждала Фиска, точнее, она спала, сидя за столом и уложив голову на скрещенные руки. Сергей разбудил девчонку, та, беспрестанно зевая, полила ему на руки воду, затем поплелась разогревать ужин – такова ее доля, в людях жить несладко. Поел он немного, слушая могутный храп мамаши, доносившийся из ее комнаты, даже чаю толком не выпил, всего полстакана – не пошло. Отодвинув тарелки, велел Фиске убраться и направился к себе, но, когда открывал дверь, мимоходом глянул на комнату Настеньки и заметил в щелях тусклые полоски света. Сергей подошел к двери, тихо позвал:

– Настя…

Она не ответила, тогда он осторожно приоткрыл дверь и одним глазом заглянул в комнату. На столе горела лампа, а девушка спала на боку, подложив под щеку ладонь, светлые волосы закрывали плечо и часть лица, из-под одеяла выглядывала узкая ступня и тонкая щиколотка. Сергей тихонько зашел, чтобы погасить лампу, не доходя до стола, протянул руку, как вдруг услышал:

– Не гасите, не надо.

– Так ты не спишь?

Настенька села, натянула одеяло до подбородка, после этого покачала головой, мол, не сплю, как видите, и поделилась:

– Кошмары снятся, проснешься, а кругом темнота, и не поймешь, во сне ты еще или это уже явь.

– Ну, пускай горит, раз страшно… А хочешь, скажу господину Зыбину, что ты отказалась? Он поймет…

– Нет, – замотала она головой. – Нет-нет. Это решено.

Храбрая девушка, хотя он считал ее храбрость глупой, но сдался:

– Что ж, утром отвезу тебя в магазин и скажу мадам Беате, чтоб вывеску сменила, время закрытия сдвинула на два часа, темнеет-то нынче поздно. Ничего не бойся, я тоже буду там. Ну, пойду, наверное?.. – И зачем спросил? – Спи…

– Сережа… – робким шепотом остановила его Настенька.

– М? – Он повернулся, однако увидел только ее макушку – настолько низко она опустила голову, поэтому не расслышал какое-то слово. – Что ты сказала?

– Останьтесь.

Сергей едва не задохнулся от нахлынувшей волны жара, прокатившейся по жилам и застрявшей в горле, ведь все его мысли сошлись на Насте, он понял это сейчас, когда услышал слово «останьтесь». И еще понял: убери ее с глаз – и будет чего-то не хватать, чего-то важного, необходимого. Он подсел к ней, порывисто притянул, сжав хрупкие плечи, и, ощущая в руках ее собранное в комок тело, вспомнил, что с ней вот так сразу, как с бедовыми девками, нельзя.

Нет, сначала пусть привыкнет к его ладоням, почувствует не только их силу, но и нежную ласку, доверится им, а значит, и ему. Привыкнет к его губам, касающимся виска, лба, запястья, пальцев, потом плеча, шеи… Пусть поймет, что они мягкие и любящие, и пусть его жар перейдет в нее.

Только когда комок под руками исчез, а вместо него появилось податливое тело, Сергей поцеловал девушку в губы, потом, как в магазине, рассматривал ее лицо, поглаживая пальцами щеку и, в общем-то, заново изучая Настеньку. Наконец и она его обняла, поцелуи стали частыми и длинными, вот уже Сергей уложил ее на подушки, его пальцы, расстегнув пуговицы на лифе нижней сорочки, высвободили грудь, а губы коснулись… и девушка отчаянно зашептала:

– Сережа, погаси лампу, мне неловко…

А ему что, ловко? Одно дело – девичье тело, но совсем другое – мужское, правда, раньше Сергей об этом не заботился, да и девки были другие. Настя же напугается до смерти, увидев его полностью нагим, разве ему это нужно? Комната погрузилась в абсолютный мрак, а с ним стало свободней…

Наступило «потом». Сергей чувствовал себя легко, словно сбросил тяжесть, Настеньку не выпускал, держал ее двумя руками, дескать, это мое и не отдам, впрочем, ее никто и не отбирал. Сейчас не отбирал, а вечером, может быть… Сергей зубами скрипнул, представив, как чьи-то грязные руки грубо ее схватят… Невыносимо об этом думать, он поцеловал девушку, наверное, в тысячный раз и озаботился, правда, поздновато:

– Настя, очень больно было?

– Нет.

– Неправда, ты просто терпела. Это первый раз больно, потом… потом тебе понравится. А скажи, что ж ты в магазине в обморок-то упала?

– От ужаса. Вот-вот должна была мадам прийти, я боялась, она прогонит меня за то, что прямо в магазине… Очень стыдно. А вдруг покупатели зашли бы? И ты тогда был другим. Я другой была…