– Евреи, конечно, очень умны, да и я не лыком шит – отговорился я, вспомнив, что у меня со средним сыном Израиля одинаковый Ай-Кью.

– Ты тоже далеко не дурак, – согласился Богуслав. – Только условия будут предложены самые грабительские. Ты будешь сражаться как лев, Соломон потихоньку будет уступать – в общем обычная история. И когда удастся сбить цену на производство монеты вдвое, ты согласишься.

– Пожалуй, да.

– А потом выяснится, что с тебя заломили в четыре раза больше, пользуясь тем, что выбора у тебя нет. Точнее он был, но ты о нем не знал.

– Все может быть, – согласился я, удрученный предстоящей дружбой народов. – А что же делать?

– Походить по рынкам, посоветоваться с менялами и златокузнецами – во что нам встанет разделить наш брусок золота на десять или двадцать частей и обменять все это на звонкую монету.

– А зачем делить?

– Богатого менялу месяц будем искать, а по мелочи на восьми рынках, два десятка деляг быстро разберут. Часть и златокузнецы прихватят.

– Так пошли?

– А уже и идем.

Да, боярский Ай-Кью мой явно превзошел, тут и говорить нечего.

– Заодно и Василису между делом половим, – добавил Богуслав.

– А Оксана толковала, что дело это дохлое.

– Ты ей веришь? – заинтересовался Слава.

– Ей родная бабушка даже не верит!

– Значит ловим?

– Обязательно!

Дошли до базара. Остановили спешащего мимо мужичка с тремя вязками баранок на шее.

– А скажи, мил человек, какой это рынок? – поинтересовался Богуслав.

– Да это вовсе и не рынок, – завертел башкой от изумления столичный житель, – это торг!

– А название какое-нибудь у него есть? – решил вмешаться я.

– Это Подольское Торжище! Здесь обычным товаром торгуют.

– А на рынке чем?

– Так невольниками, как обычно.

Мы со Славой удивленно переглянулись.

– Эх вы, деревня! – обозначил степень нашего ничтожества бараночник и убежал.

– А я всю жизнь перед иноземцами хвалюсь, что на Руси рабами не торгуют, – с горечью вздохнул боярин. – Это, дескать, в Константинополе. А они тут, вишь, целый рынок открыли.

– Ты у Матвея спроси, сколько он всяких иноверцев за пять лет хождений на ушкуе в рабство продал. У него для каждого врага два исхода – либо смерть, либо рабство, – рассказывал я, вспомнив подходы ушкуйника к делу о проворовавшемся в нашей лавке приказчике Алексее.

– Ладно, что есть, то есть. Пошли с нужными людьми переговорим.

Переговоры длились в течение трех часов. Нас знакомили с нужными людьми, потом вели к следующим. Менялы сменялись ювелирами. К концу содержательных бесед стало ясно – дело решаемое, но долгое.

Значительных живых денег в кошеле не было ни у кого. А ждать, когда они наменяют нам денег, или продадут изделия из нашего же золотишка, было просто некогда.

Хотя бы определились с их долей за обмен нашего бруска на монету. После моих подсчетов выходило, что он нашего золота русаки отщипнут 15 процентов. Теперь, когда альтернативный вариант ясен, можно подаваться сегодня и на иудейское торжище с дядей Соломоном.

В какой-то момент Богуслав оживился.

– А вон гляди, гляди…

– Что там? – отозвался я.

– Уже ничего. Показалось, наверное.

Вернулись на постоялый двор, завалились полежать.

– Чего ты там увидал? – поинтересовался я.

– Да показалось.

– А что показалось? – назойливо продолжил я.

– Василиса вроде промелькнула в толпе. И тут же исчезла. Да это может вовсе и не она была, я ведь только краем глаза ухватил.

– Ты сегодня идешь куда?

– Куда мне бродить! Здесь с Марфой поваляемся.

– Без меня, если кто-то в дверь будет стучать, сразу не открывай, спроси кто пришел. Если ведьма, Марфуша гадину и через дверь учует. Осторожен будь, когда я уйду.

– Это ты уж лишнего!

– Запаса крови на тебя не осталось!

– Хорошо, хорошо, буду осторожен.

– Вот то-то же.

Потолковали еще с полчаса. В дверь постучали.

– За тобой пришли, – съехидничал я.

Боярин неслышно подкрался к двери, прижал к ней ухо. Судя по его разочарованному лицу, ничего интересного он не услышал. Я на всякий случай сел – вдруг затеется какая потасовка.

– Кто там? – грозно рыкнул Богуслав.

– Это я, Ваня. За мастером пришел, – в гости пора идти, у матери невесты моей будем кушать. Пока дойдем, все уже готово будет.

Слава распахнул дверь.

– Заходи.

– Вань, а посиделки какие будут: только мать и дочь Наины, или народу придет немеряно?

– Народ будет, – сразу ухватил мою мысль Иван, – одевайтесь по-боярски.

Я приоделся, мы зашли к ушкуйнику за антековским золотом (протоиерей уже куда-то убежал по неотложным церковным делам), и бодро зашагали в гости к будущим Ваниным родственникам.

– Вань, а тебя не смущает, что невеста гораздо старше тебя и с взрослым ребенком?

– Я думал вы спросите не отталкивает ли меня то, что она еврейка.

– Я с уважением отношусь к любому народу. В каждой нации есть хорошие и плохие люди, честные и нечестные, умные и глупые. Так что национальность Наины меня не заботит. А вот то, что она уже успела повидать жизнь и до тебя, резковата, усиленно отстаивает собственное, зачастую неверное мнение, вот в чем загвоздка.

– Я много думал об этом, – нехотя поделился бригадир кирпичников, – молодой непьющий парень очень часто нравится и молоденьким чистым девушкам, усиленно хранящим невинность для суженого. А с тех пор, как я начал хорошо зарабатывать, и их родители стали поглядывать на меня благосклонно. И приданное хорошее дадут, и дом для молодоженов строить новая родня поможет – живи да радуйся. А для меня на Наине свет клином сошелся – не могу даже глядеть на других девиц. Для меня она свет в окошке. Поэтому, чем скорее поженимся, тем лучше.

Я пожал парню руку.

– Уважаю. За свою любовь надо уметь биться.

– Да и реальная, мастер, битва на пороге. Муж ее развода не дает, артачится изо всех сил. Развод это для него позор, удар по положению. Да и клиенты могут начать сторониться – дурная, вишь, слава о нем по Киеву пойдет, что был нечестен с женой. А Абрам ростовщик, к нему и купцы, и даже бояре обращаются. Причем богат – может и большую сумму ссудить.

– И отдают?

– Попробуй не отдай! Он двух лбов содержит, они из любого деньги вышибут. Здоровенные, морды зверские, всегда вооружены. Я было настаивать на разводе начал, так меня эти бандитские рожи за дверь, как куренка выкинули.

– А что ж жена убежала от такого богатства? И дочь у них общая.

– Так он, жадюга, ни на жену, ни на дочь денег сроду не давал! Живите, мол, как хотите – хотите будущее предсказывайте, хотите милостыню по улицам