Возле кабинета она воровато огляделась. Пусто, не слышно ни шагов, ни голосов. Даже тиканье часов смолкло, словно они испугались ее дерзости.

Она подобрала нужный ключ из связки и вставила в замочную скважину.

Внутри оказалось темно, как в чулане. Забыв про фонарик, Полина на ощупь добралась до торшера и включила его.

Вспыхнул неяркий свет. От ножек кресел и стола упали длинные перекрещивающиеся тени.

На миг Полину охватило сомнение. Что она делает в этой комнате, куда ей нельзя заходить?! Да еще в час ночи…

Девушка приблизилась к гардеробному шкафу с зеркальной дверцей. Зеркало такое же мутное, как то, что в коридоре. Подслеповато таращится на Полину сквозь бельмо. Отражает ее нехотя.

И сбоку, в середине рамы – замочная скважина.

Полина потянула на себя зеркальную дверцу. Та не подалась. Девушка видела свое отражение как будто сквозь туман: бескровное лицо, выцветшие волосы. Даже котята на пижаме словно полиняли от времени. Это жутковатое зеркало состарило ее лет на тридцать…

Она достала ключ и вставила в скважину. Два поворота ключа влево – и дверь ослабла.

Осталось только распахнуть ее. Но Полина медлила.

«Да что там может быть, за этой дверью? – успокаивала она себя. – Скорее всего, какие-нибудь старые вещи. Максимум – проход в соседнюю комнату. Бояться нечего! Ну же, давай!»

Но продолжала стоять перед шкафом, сжимая ручку.

«Возвращается муж домой из командировки, открывает шкаф – а там Нарния!»

Старая шутка подействовала лучше всяких уговоров. Полина улыбнулась и потянула на себя дверцу.

В первую секунду она испытала острое разочарование. Внутри оказалось пусто. Ни вешалок, ни полок, ни вещей… Полина ожидала чего угодно, но только не этого. Шкаф площадью с небольшую прихожую, а в нем ничего нет. Как же так?!

Секундочку… С небольшую прихожую?

Девушка включила фонарик и посветила на заднюю стенку.

Луч света выхватил узкую щель на ровной поверхности. Задней стенки шкафа не было. Вместо нее – обычная стена, выкрашенная в цвет древесины.

И в этой стене вторая дверь.

Полина забралась в шкаф. Подумав, закрыла за собой зеркальную створку. Теперь темноту рассеивал только луч фонаря.

Изогнутая ручка была покрыта слоем пыли. Полина очень осторожно, очень медленно надавила на нее. В глубине стены проскрежетало, щель расширилась. Целое облако пыли поднялось вверх, как будто раздавили табачный гриб. Дверь приотворилась, и сноп света выхватил из мрака узкие серые ступени, спускавшиеся вниз и терявшиеся в черном провале.

Как тогда сказал Ковальский? «Здесь подземелья нет». Но она не поняла его. Он выделил слово «здесь», а Полина услышала «подземелья нет».

Но оно есть. Только не там, где ожидалось.

Полина открыла дверь шире и шагнула на первую ступеньку.

* * *

Тарас Иммануилович закинул ногу на ногу. От этого движения костюм его заскрипел, будто собираясь треснуть по швам. Он только что выложил Макару Илюшину подробности своей биографии, и ждал, когда ему дадут ключ.

– Итак, ваша проблема в том, что вы всем завидуете, – констатировал Илюшин.

Он рассматривал Тараса с любопытством энтомолога.

Воловик поправил:

– Не завидую. Хочу, чтобы у меня было так же. Фигуру хочу другую. Другие деньги. Семью хочу…

Последнее прозвучало не совсем уверенно.

– А, еще в отпуск, надолго! – вспомнил Тарас. – Только с сохранением оклада. Вы гарантируете результат? Не забудьте, я по рекомендации!

Макар встал, заложил руки за спину и прошелся по кабинету. Воловик сидел важный, преисполненный сознания собственной значительности.

Илюшин остановился перед ним и покачался на носках. Точь-в-точь лектор, начинающий выступление.

– Зависть! – провозгласил он и поправил несуществующие очки. – Остановимся на ней кратко.

– При чем здесь зависть?! Я же вам все объяснил!

Илюшин проигнорировал вопль Тараса.

– Трагедия завидующих людей не в том, что они хотят то же, что у других. А в том, что они хотят, чтобы у других этого не было. «Я дам тебе все, что попросишь, но соседу твоему дам вдвое больше!» И что попросил герой этой притчи? «Выколи мне один глаз!»

Макар взглянул сверху вниз на ошарашенного Воловика.

– Это про вас, Тарас Иммануилович, – любезно пояснил он. – В действительности вы не хотите, чтобы у вас были отпуск, стройная фигура, семья и деньги. Вы хотите, чтобы окружающие были этого лишены.

Тарас вдруг оскалился, как крыса.

– Ну и что? Все этого хотят! И вы тоже! Врете, прикидываетесь беленькими! А сами черненькие, в грязи по уши. Я же честен. Честен!

– Пока я не припер вас к стенке, вы изворачивались, как хорек. Не говорите мне о честности. Вы, Тарас Иммануилович, мелкий пакостник и большой завистник.

Воловик не обиделся. Даже улыбнулся.

– Дайте ключ, – сказал он. – Вам деньги заплачены.

– Зачем вам ключ? Не поможет. Возьмите лучше добрый совет.

– Пошел ты знаешь куда со своими добрыми советами…

– Не петушитесь. – Илюшин сел в кресло и благожелательно улыбнулся Тарасу. – Совет такой: перестаньте завидовать чужим мечтам. Это худшее, что вы с собой делаете. Ведь вы не хотите всего того, что мне перечислили. Семья вам ни к чему. В отпуске вы не получаете удовольствия. Худеть не желаете. Что у вас там еще было в списке? А, деньги… Денег вам тоже хватает. Это все чужие желания, которые вы присвоили и выдаете за свои. Для полного комплекта еще попросили бы любовь юной красавицы!

Тарас грязно выругался.

– Дай ключ! Ты мне должен ключ дать!

– Вы хотите другого. Чтобы вас боялись. Чтобы за вашей спиной шептались: вот идет великий и могущественный человек. Сексуальные желания рассматривать не будем, это вы и сами можете реализовать. Правда, за большие деньги и не в этой стране… Здесь за такое могут и посадить. Но где-нибудь в Таиланде – запросто.

– Дай ключ! – взвизгнул Воловик.

Он выпрыгнул из кресла и побежал на Макара, выставив вперед кулаки.

Илюшин с любопытством наклонил голову набок. Тарас остановился. Спрятал руки за спину и, как ни в чем не бывало, сказал:

– Вы мне ключик-то дайте, а я уж разберусь, что с ним делать. И с желаниями разберусь. Без вас, ага.

– Боюсь, вы неверно понимаете специфику моей работы, – в голосе Илюшина звучало сожаление. – Вы не сможете «разобраться» с ключиком. Он, если объяснять простыми словами, заряжен на выполнение одного желания.

Макар вернулся в кресло и уютно устроился в нем.