– Должно быть, в тот момент ему не пришло в голову ничего лучшего, – прокомментировал слова капитана Бутов.

– Император отдавал себе отчет в том, что происходит. И если он посоветовал посетить монастырь Кубоканэ, значит, в этом есть смысл.

– Смысл есть во всем. Абсолютно во всем. Муравей ползет по ветке дерева – и в этом заложен какой-то глубокий смысл. Нужно только суметь его отыскать.

– Совершенно верно, Бутов-сан. За этим мы и летим в Кубоканэ.

– В поисках смысла?

– Можете называть это так.

Бутов молча, но с явным неодобрением покачал головой. По его мнению, они попусту теряли время.

– Исикава-сан? – посмотрел нито кайса на штурмана.

– Есть, – ответил штурман.

– Иночи-сан?

– Есть.

– Нори-сан?

– Есть.

– Старт.

Помощник левого края Иночи откинул прозрачную пластиковую крышку и перевел красный рычажок стартера в положение готовности. То же самое проделал за своей консолью капитан. Большим пальцем Иночи вытолкнул вперед движок, и вместе с ним поползли вверх диаграммы мощности на скрин-контроллере.

– Двигатели в порядке, – сообщил бортинженер правого края.

– Даю максимальную мощность.

Иночи перевел движок в крайнее положение.

– Норма, – сказал Нори. – Даю импульс на маневровые двигатели.

Корпус «Дасоку» едва ощутимо дернулся. Медленно поплыла в сторону серая, изъязвленная астероидами и опаленная плазменными вспышками крыша над Старой Одессой.

Отведя корабль на безопасное расстояние и удостоверившись, что все буксирные катера вернулись в док, Иночи начал разгон вспомогательных ХД-двигателей.

– А что с Грипенфлихтом? – вспомнил вдруг Сакамото.

– О докторе можете забыть. Я сунул ему в зубы билет до пересадочной станции «Баумгартен-4» и выставил из дока. Пусть дальше сам разбирается.

Сакамото молча покачал головой.

С какой поразительной легкостью Бутов сказал «можете забыть». Как там русские говорят? С глаз долой – из сердца вон? Сакамото так не умел. Прежде чем убрать воспоминания о докторе Грипенфлихте в дальний уголок своей памяти – о том, чтобы забыть, не могло быть и речи! – нито кайса нужно было во многом разобраться. Ему хотелось понять, чем живет такой человек, как Питер Шаллерус Грипенфлихт? Шпионаж был и остается неотъемлемой частью межгосударственных взаимоотношений. Каждой из договаривающихся о чем бы то ни было сторон всегда кажется, что другая сторона что-то от нее утаила. Государственные мужи мило улыбаются друг другу и пожимают руки на торжественных приемах, а за их спинами уже вовсю действуют шпионы. Сакамото мог понять, почему тот или иной человек становится шпионом на государственной службе. Но человек без родины, готовый заниматься любой грязной работой – хотя сами они, скорее всего, считают это искусством, – для того, кто больше заплатит, оставался для Сакамото загадкой. Как можно жить среди людей, смеяться вместе с ними, есть с ними за одним столом и при этом все время помнить о том, что ты не тот, за кого себя выдаешь? Может быть, это особенность психики, присущая лишь немногим? Или – болезнь? Что-то вроде раздвоения личности?

– Выходим на заданный режим.

– Параметры входа в гиперспейс введены.

– Запуск основного ХД-двигателя через тридцать секунд.

Бутов ухватился руками за подлокотники кресла и плотно сжал губы. Странное дело, если находишься в кубрике, трюме, столовой – да где угодно, лишь бы рядом не было обзорного скрина, – то вход в гиперспейс можно и вовсе не заметить. Ну пробежит легкая дрожь по переборкам. На мгновение, не больше, может показаться, что очертания находящихся рядом с тобой предметов становятся нерезкими, расплываются, как акварельный рисунок на мокром листе бумаги. И не более того.

– Запуск основного ХД-двигателя через двадцать секунд.

Но когда прямо перед тобой, на огромном обзорном скрине разверзается бездонная воронка перехода, в которую ныряет корабль, кажется, что весь мир не просто переворачивается с ног на голову, но и выворачивается при этом наизнанку. И ты заодно с ним превращаешься в бесформенный комок плоти, из которого в разные стороны торчат кишки и кости. Кошмарное ощущение.

– Десять секунд.

И самое ужасное, что, сколько ни пытался Бутов разговорить других людей, никто так и не признавался в том, что ему тоже было плохо при входе в гиперспейс. Что же получается, только он один страдает гиперспейсофобией? Или остальные просто не хотят сказать правду?

– Две… Одна… Пуск.

Обзорный скрин вспыхнул разноцветными огнями, как новогодняя елка.

Это продолжалось всего лишь миг. Затем огни разлетелись в стороны, образовав едва заметно сужающийся, светящийся туннель, ведущий в бесконечность.

– Переход открыт.

Корабль продолжал двигаться с прежним ускорением, но Бутову показалось, что чудовищная сила вдавила его в кресло. Криогенщик стиснул зубы и изо всех сил вцепился в подлокотники.

– Бутов-сан?..

– Все в порядке.

Самое ужасное, что он не мог заставить себя закрыть глаза.

Корабль нырнул в светящуюся воронку и провалился в одиннадцатое измерение.

– Есть переход!

– Сколько до цели?

– Сорок две минуты.

В одиннадцатом измерении скорость света в 11,29 раза превосходит ту, что зафиксирована природной константой, при этом наблюдался еще и эффект сжатия пространства, что позволяло кораблю за считаные минуты преодолевать огромные расстояния. Путь до границы Шенгенского сектора занял бы около месяца в обычном пространстве. В гиперспейсе штурман Исикава обещал доставить корабль до места менее чем за час.

Первый корабль с тогда еще очень примитивным двигателем Хайма – Дрёшера вошел в гиперспейс и благополучно вернулся назад более трехсот лет назад. Именно с этого исторического события начиналась история завоевания людьми Галактики. Хотя это только так говорится – завоевание, – на самом деле воевать ни с кем не пришлось. В космосе свободных планет более чем достаточно, и большинство из них не так уж сложно террареформировать. Слишком холодную планету можно перетащить на орбиту, расположенную поближе к светилу, слишком горячую – отодвинуть подальше. А создать на планете земную атмосферу, укоренить земную фауну и развести зверье, так и вовсе дело техники. Главное – найти толкового специалиста по планетарному дизайну, чтобы все сделал как надо – недорого, красиво и функционально. И вот, завоевав, фигурально выражаясь, космос, люди вновь принялись воевать друг с другом. Почему? Да кто ж их разберет! Быть может, стремление к самоуничтожению есть не самая привлекательная, но, увы, неотъемлемая сторона человеческой натуры? Если так, то она и не самая сильная – будь иначе, о людях давно бы уже осталось одно только воспоминание. У них ведь был хороший шанс уничтожить себя еще на матушке-Земле. Хлоп одним ударом – и нет планеты! И нет людишек, копошившихся на ней, но так и не успевших выпрыгнуть за планетарную орбиту.