Я сглотнула горький ком. Если верить всему, что я слышала об Инари- Лисице и ее любви, я и представить не могла, с каким трудом ей далась последняя фраза.

Рыжий отблеск косы исчез за мгновение до того, как Курх, ворвавшийся в дом, сжал меня в объятиях, а после уступил место старшей дочери. Аки, сочувственно смотревший на меня, замер на пороге, и я чуть улыбнулась ему через плечо Литы, показывая, что рада его видеть, несмотря на печальные обстоятельства нашей встречи. Я позволила себе несколько лишних мгновений просто посидеть, чувствуя тепло двух самых дорогих мне людей, а потом, отстранив их, произнесла.

— Курх, Лита, Аки, есть одна очень важная вещь, о которой вы должны услышать…

*

Я рассказала все, что узнала от старших Зимних жен, просто и без прикрас. Не упомянула лишь, что это решение, скорее всего, будет стоить мне жизни. Я чувствовала отголоски боли, внутреннее сопротивление, но мне хватало сил не замечать этого, и просто говорить, говорить, говорить.

Само собой, Курх отказался и слышать о новой Зиме. Я должна сопротивляться, говорил он, должна справиться с Зовом, остаться с ним. Я кивала, соглашаясь. Ему нужно было дать пожить с мыслью, что душа его жены бессмертна, осознать и принять это. Я и не ожидала, что будет легко.

Лита восприняла новость более спокойно, и это тоже было предсказуемо. Наша непростая жизнь сделала из нее хорошую травницу, и она куда лучше Курха видела признаки того, что мой земной путь близок к завершению.

— Я буду первой, кто вновь отыщет тебя, мама, — говорила она, пряча слезы за ободряющей улыбкой. — Я тебя сберегу и прослежу, чтобы папа снова не наделал глупостей.

Аки только пожал плечами так, как будто давно все знал. Но я видела промелькнувшую на его лице тень удивления, спрятавшуюся за обычной ухмылкой.

Я взяла с Литы и Аки слово, что они вместе с Зимним духом будут хранить и передавать это знание. Расскажут оставшимся Хранителям, когда сочтут, что они готовы принять это. Расскажут моим младшим детям. И, главное, в положенный срок помогут новой девочке, воплотившей в себе дух Матери-Земли, расцвести, окрепнуть и обрести мудрость. Ни одна Зимняя жена не должна более будет проходить через это в одиночку.

Рубашка Уны пригодилась. Курх, поначалу рьяно отрицавший всякую причастность к женскому рукоделию, в конце концов, сдался и признался, что сделал несколько кривых стежков, чтобы порадовать жену. А потом еще и поспорил, утверждая, что хрупкая девушка уж точно не сумеет сладить с копьем так же ловко, как с иглой. Тут уже я присоединилась к Аки и Лите, которые обменивались ехидными улыбками, разглядывая мешанину узлов с изнанки ворота. Урожденная Нерка, которая не смогла бы с полсотни шагов завалить морского зверя? Наивный!

Курх повернулся ко мне и посмотрел словно бы другими глазами. Удивление в его взгляде постепенно сменялось пониманием. Вряд ли Курх или Уна рассказывали кому-то об этом дне, незначительном и одновременно столь памятном. И я никогда не смогла бы узнать о вышивке… если бы Уна действительно не была частью меня, не разделяла со мной общую память. Я слушала, как Курх, запинаясь, оправдывается за проигранный спор, и чувствовала, что первый шаг сделан. А там, постепенно… он сможет принять это. Ведь главным, что я чувствовала в словах всех Зимних жен, была любовь.

Любовь, переживавшая любую, даже самую Долгую Зиму. И я знала, что и моя любовь будет жить. Что бы ни случилось.

Я рассказала все, как и собиралась, и старшие Зимние жены также держали свое слово. Я чувствовала, как жизнь медленно угасает во мне. Но вместе с этим мне странным образом становилось лучше. Осень вступала в свои права, расцветив сад и далекий лес всеми оттенками желтого и красного. Я выходила в сад, собирая последние крохи тепла, а если день выдавался дождливым, проводила его дома с детьми. И вечером, неизменно, засыпала в крепких и нежных объятиях Курха.

*

Курх и я удобно устроились на скамейке. Ветер, пока еще теплый, приятный, шуршал сухими листьями в венке на моей голове. Кири полдня плела его для меня, добавив туда несколько длинных колосьев для красоты и гроздь ягод — по одной лишь ей ведомой причине. Курх отщипывал их одну за одной и скармливал мне со знакомой хитрой улыбкой.

Мы оба знали, что это последний хороший день Осени.

Дети во дворе гонялись за щенком, которого подарила Алае Айрын. После долгих уговоров Курх, скрепя сердце, все же обсудил со старой Хранительницей, сможет ли она принять всех троих младших детей, и уже получил ее согласие. Я могла быть спокойна на этот счет.

В эти прекрасные теплые дни я чувствовала себя удивительно спокойной. Даже Курх, упрямо возившийся со мной, словно старость можно было излечить, немного поумерил свой пыл. Мне думалось, он начинал понимать.

Я смотрела на него из-под полуприкрытых век, чуть заметно улыбаясь. Лучи солнца, клонящегося к закату, бросали на его скулы, бороду и темные волосы красноватый отсвет, делая духа-Ворона каким-то особенно прекрасным.

— О чем задумалась? — спросил он, пощекотав мой нос кончиком моей же косы.

— Мне кажется, я люблю тебя.

— Кажется? — притворно удивился он. — После стольких лун и шестерых детей ты все еще не уверена?

Я фыркнула, прижимаясь к его боку. Курх сорвал с моего венка еще одну ягоду и отправил к себе в рот.

— Мать-Земля и Отец-Небо, надо же, — проговорил он задумчиво. — Удивительный мир создали боги, и поровну в нем горести и сладости.

Я притянула его к себе и поцеловала, чувствуя чуть горьковатый сок ягоды на языке.

— По-моему, сладости все же немного больше.

Он усмехнулся, возвращая поцелуй.

— Я люблю тебя, моя прекрасная Зимняя бабушка.

— Еще не бабушка, — привычно откликнулась я.

— А вот и бабушка. Я уже говорил с нашим Аки.

Я радостно охнула. И он так долго молчал?

— Курх!

— Сдаюсь, сдаюсь, — он примирительно поднял руки. — Аки сам хотел рассказать, но… раз уж к слову пришлось.

Он замолчал, не выпуская меня из объятий.

"Если все случится сейчас, — подумала я, — пусть так".

Я услышала легкий звон, знакомый, но все же иной, чем Зов тумана, который я ожидала. Призрачная фигура Ниты, видимая лишь мной, соткалась из воздуха перед нами. Я не предполагала когда-либо еще увидеть ее, тем более такой: с опущенной головой, смиренной, виноватой.

— Мы признаем свою ошибку, Зимняя жена. Мы чувствуем мир в душе Зимнего духа, и этот мир станет будущим Зимним женам поддержкой и опорой. Ты была права, мы заблуждались. Ты оказалась мудрее нас.

Я не ответила. Сейчас это казалось неважным.

— Отныне старшие жены не будут чинить тебе препятствий, — продолжила она. — Ты уйдешь в положенный срок, не позже, но и не раньше. Живи и будь счастлива, Зимняя жена.