просил (8-го – ходатайствовать о присылке «из Петербурга железнодорожной команды в необходимом составе»; 10-го – доложить императору, «что все обойдется благополучно»; 11-го – просить вел. князя Николая Николаевича о присылке бригады; 12-го: «Петр Николаевич, у меня есть к Вам важная просьба: “Дайте мне Рачковского”»[467]);

не соглашался (15-го: «Надо вести борьбу не с мертвыми домами, а с живыми людьми. Колоть и расстреливать. Дело Фидлера военному суду я не согласен. Непопулярное учреждение, лучше мы переколем. Не связывайте мне рук, я по совести поступлю»).

Есть другие свидетельства руководящей роли П. Н. Дурново в подавлении вооруженного восстания в Москве. Он «очень беспокоился, благополучно ли пройдет отправка [Семеновского] полка из Петербурга в Москву. Были приняты экстренные меры охраны. Все опасные места были заняты железнодорожными батальонами и жандармскими командами – как это полагается при проезде царя». По совету А. В. Герасимова предоставил генералу Мину, по сути, свободу рук: «Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3–5 человек. Не останавливайтесь перед применением артиллерии. Артиллерийским огнем уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами»[468].

«Севастьянов присутствовал при разговоре Дурново с Дубасовым по телефону насчет начавшихся беспорядков в Москве. Дурново, узнав, что 12 тыс. революционеров заперлись в “Аквариуме”, приказывал Дубасову никого оттуда не выпускать, а если их нельзя взять живьем, то чтобы истребить огнем, 4 тыс. войска окружили “Аквариум”, но не сумели распорядиться, чтобы они все были взяты: пока по два человека выпускались из “Аквариума” и попадали в руки полиции, остальные все успели бежать другими ходами. Дурново требовал их всех уничтожить»[469].

По мнению С. Е. Крыжановского, подавление вооруженного восстания в Москве, как и в других местах, – заслуга П. Н. Дурново, именно он «рядом энергичных действий быстро ликвидировал бунты, как Московский, так и в других местах вспыхнувшие»[470].

А. В. Герасимов утверждает, что Николай II к П. Н. Дурново «очень хорошо относился после того, как он справился с декабрьским кризисом в Москве»[471]. Очевидно, что Герасимов и Николай II нисколько не сомневались в том, что П. Н. Дурново, а никто другой, «справился с декабрьским кризисом в Москве».

Не сомневался и Л. Д. Троцкий: «Дурново разгромил рабочих в декабре»[472].

И после подавления вооруженного восстания П. Н. Дурново внимательно следил за положением в Москве, периодически предупреждая Ф. В. Дубасова о возможных осложнениях и необходимых в таких случаях мерах. Так, в марте 1906 г. телеграфирует в Москву: «Здесь имеются сведения на возможность забастовки Московского железнодорожного узла. Необходимо при малейшей агитации в этом направлении принять самые решительные меры и немедленно арестовать всех основательно подозреваемых в подстрекательстве». Неделей позже пишет: «По имеющимся агентурным сведениям, в Москве весьма неблагополучно независимо [от] всеобщей забастовки, которая будто бы последует на днях, в Москве все готово к безотлагательному вооруженному восстанию. Означенные сведения обязывают принять необходимые меры предосторожности и быть готовым при малейшей попытке к учинению беспорядков подавить их самым решительным образом»[473].

Что касается их личных отношений, то они были, по-видимому, натянутыми. Ф. В. Дубасов был назначен московским генерал-губернатором по настоянию С. Ю. Витте. Так утверждают многие современники[474]. П. Н. Дурново к этому назначению, по словам С. Ю. Витте, «отнесся как-то равнодушно». Ф. В. Дубасов же относился к П. Н. Дурново, по утверждению С. Ю. Витте, «не то что недоверчиво, но как-то несимпатично, если не употребить более энергичного выражения “гадливо”, не уважал, отзывался о нем “довольно кисло”» и даже поставил будто бы условием согласия на назначение в Москву «непосредственные отношения» с Витте, желая «иметь поменьше дела с Дурново»[475].

Скорее всего, эта неприязнь, если она была, связана с их кадетскими годами: Дурново шел на три года старше и, будучи унтер-офицером, возможно, «муштровал» кадета Дубасова.

После подавления московского восстания между П. Н. Дурново и Ф. В. Дубасовым возникло разногласие: последний просил императора, «чтобы виновных судили обыкновенным порядком, Дурново же хотел, чтобы виновные были судимы военными судами[476]. Однако попытка противопоставить «кровожадному» Дурново «гуманного» Дубасова не выдерживает критики: современники упрекали Ф. В. Дубасова «в излишней жестокости при подавлении восстания»[477], и военный суд он отвергал как «непопулярное учреждение», предпочитая «переколоть»[478].

В. Ф. Джунковский утверждал, будто под влиянием П. Н. Дурново, желавшего приписать себе заслугу подавления восстания в Москве, Дубасов «не получил никакой награды. и только 17 января как бы между прочим» был назначен членом Государственного Совета[479]. Однако П. Н. Дурново никогда не был столь влиятельным, чтобы определять решения царя, а в Государственный совет Ф. В. Дубасов был назначен по ходатайству С. Ю. Витте как раз за «заслуги» в деле подавления «московского мятежа»[480].