Томас весело рассмеялся.

– Так вот как леди Кэтрин прививает вам хорошие манеры?

– Томас, скажите мне правду. – Глаза Блу потемнели от волнения и казались черными. – Я потеряла себя?

– Потеряли… себя?

– Иногда мне кажется, что я перестала быть самой собой и та несуразная девчонка, которой я когда-то была, больше не существует. Я думаю о Морганз-Маунд, вспоминаю ту Блузетт, но это больше похоже на воспоминания о ком-то постороннем, кого я когда-то знала. С каждым днем бывшая Блу Морган ускользает от меня. – Блу встревоженно заглянула в глаза Томасу и прошептала: – Мне становится страшно. Это все еще я, Томас? Или я уже стала кем-то другим?

– Вы хотите знать правду?

– Да. И вы – единственный, кому я поверю.

Понимая, как это важно для Блу, Томас не стал спешить с ответом. Он посмотрел на прелестную молодую женщину, стоявшую передним, и попытался вспомнить то дикое и, увы, грязное создание, каким она была, когда он впервые ее встретил. Он представил себе ее спутанные волосы, обломанные ногти, чумазое лицо и неопрятную одежду. Казалось невероятным, что это жалкое существо могло иметь отношение к ослепительной красавице, которую он видел сейчас перед собой.

– Вы очень изменились, Блу. Откровенно говоря, если бы я не видел вас тогда и сейчас, я бы никогда не поверил, что возможно подобное превращение.

– А как же я? Неужели за вежливыми словами, пышными платьями и обходительными манерами не осталось ничего от меня? – испуганно прошептала Блу. Ее ресницы дрогнули. – Знаете, Томас, теперь мне нравится принимать ванну. Мне приятно чувствовать прикосновение шелка к коже, и я полюбила расчесывать волосы. Меня задевает, если кто-нибудь из слуг вдруг допускает вольность или если я сама забываю о хороших манерах. Мне кажется… я даже стала привередливой. Не слишком ли велика цена, которую я заплатила?

– Нет, – мягко сказал Томас, глядя на Блу. – Теперь вы, возможно, другая, но женщина, которую я вижу перед собой, – по-прежнему Блу Морган. И не стоит жалеть о потере. Вы изменились к лучшему.

– Для меня большое облегчение слышать это, – неуверенно сказала Блу, не зная, можно ли верить словам Герцога. Она отвернулась и рассеянно обвела глазами конюшни. – На прошлой неделе приходила Изабелла повидаться со мной. Она сказала, что едва меня узнала.

– А вы? Как вы нашли Изабеллу?

– Я по-прежнему люблю и всегда буду любить Изабеллу. – Блу опустила голову. – Но она похожа на шлюху. – В глазах Блу блеснули слезы огорчения. – Черт возьми, Томас. Она выглядит как настоящая шлюха. Раньше мне это не приходило в голову. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да, – тихо произнес Томас.

– Черт, черт, черт!

Внезапно искаженное мукой лицо Блу приняло решительное выражение. Прежде чем Герцог успел возразить или остановить ее, девушка перекинула ногу через седло, склонилась к шее лошади и резко шлепнула ее по крупу. Кобыла понеслась вперед, точно выпущенная из лука стрела. И вот Блузетт уже скакала галопом, держась в седле прямо, по-мужски. Она крепко вцепилась в шею лошади, криком заставляя ее мчаться все быстрее и быстрее.

Герцог пришпорил коня и погнался за девушкой. Нужно было немедленно ее остановить, пока не случилось несчастья.

Но, поравнявшись с Блу, Томас внезапно решил не прерывать ее бег и молча обогнал безрассудную всадницу. Оглянувшись, он увидел, как сияет от радости ее лицо, и у него перехватило дыхание.

Шляпка Блу улетела, шпильки выпали из прически, и блестящие на солнце волосы развевались на ветру черной шелковой волной. Но больше всего Томаса потрясло выражение ее глаз. Оно навсегда врезалось ему в память. Конечно, Блузетт была испугана, но лицо ее светилось исступленным восторгом. Щеки были влажными от слез. То были слезы восхищения. Из горла рвались ликующие крики, она громко смеялась. Никогда прежде не доводилось Томасу видеть такого лица. В нем была первозданная красота, неукротимость, неистовство чувств, как будто нечто, скрытое глубоко внутри, вдруг вырвалось наружу.

Когда всадники остановились на конюшенном дворе, Блу перекинула ногу через седло и соскользнула на землю, опьяненная бешеной скачкой. Раскинув руки, она принялась кружиться волчком, подняв к солнцу восторженное лицо. Ее длинные, до талии, волосы обвивались вокруг нее, подчиняясь движениям этого неистового танца.

– Это было потрясающе! Потрясающе! – Щеки Блу были мокрыми от слез. Глаза же сияли. – Ох, Томас, это было похоже на полет! – Блу подбежала к Герцогу и положила руки ему на плечи. Он схватил ее за талию и закружил в воздухе. Ему словно передались ее восторг и радостное оживление. – Как будто мы с лошадью стали одним целым и, словно птицы, парили над землей! О Господи! Если бы это никогда не кончалось! Мне бы хотелось, чтобы это длилось вечно.

Когда они ехали сюда в карете, Блу принимала самые соблазнительные позы, играя роль покорительницы сердец. Питая отвращение ко всему искусственному, Томас, забавляясь, наблюдал за всеми ее уловками. Но сейчас Блузетт была по-настоящему притягательна. Томас едва владел собой.

Охваченная неземным восторгом, она стояла перед ним искренняя и открытая. Ее черные волосы сверкали в лучах солнца, а щеки и шея казались золотистыми. Сжимая в ладонях узкую теплую талию Блу, Герцог чувствовал, как дрожит ее тело от пережитого упоения полетом.

Как же он хотел ее. От желания у Томаса мутилось в голове. Тело его горело, становясь то твердым как камень, то мягким как воск. Эта женщина была нужна ему как воздух. Он хотел разделить с ней упоительное ощущение исступленного восторга, сжимая ее в своих объятиях, растворяясь в ней. Ему хотелось самому быть источником этого ликования, этой радости, этого внутреннего света. Томас поставил девушку на ноги и прижал ее к себе, податливую и трепещущую. Чувствуя кожей жар ее тела, он невольно застонал, будто от ожога. Его плоть пробудилась, заявляя о себе настойчиво и мучительно. Не в силах выпустить Блу из рук, он лишь еще теснее приник к ней, вбирая в себя это ошеломляющее чувство.

– Спасибо, Томас, – прошептала Блу хриплым от волнения голосом. – Спасибо тебе за сегодняшний день.

И в следующее мгновение она вырвалась из его объятий и стремглав побежала через двор к Месье, радостно смеясь и бормоча что-то бессвязное. И Томас внезапно почувствовал себя опустошенным, словно Блу забрала с собой часть его самого. Он стоял и смотрел на ее развевающиеся юбки, не в силах сбросить с себя наваждение. Да что, черт возьми, с ним такое происходит?

Блу оживленно рассказывала о своей волнующей скачке все время перед обедом, за обедом и после обеда.

– О Боже! – внезапно воскликнула она, прижимая руку к губам и виновато глядя на Сесил. – Мне так жаль. Я совершенно не подумала… – Блу окинула взглядом кресло Сесил, и ее щеки залились краской стыда. – Ты, должно быть, так скучаешь по верховой езде, а я тут трещу, словно глупая сорока. Сможешь ли ты меня простить?