Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хэдли спросила его, что он думает о произошедшем, когда они шли в ломбард, и он сказал: «Тренер застрелил того человека, который был с нами в машине, когда я оставил свою форму в бассейне, а еще он забрал Первую Базу». Затем его лицо потемнело, и он добавил: «И это все, что можно сказать». Затем он прошел на несколько футов вперед, давая понять, что не хочет говорить об этом снова.
Прямолинейность Скиппера – причина, по которой ему все еще нужно было ехать с Грейс. Если Скиппера когда-нибудь спросят, он в мельчайших подробностях расскажет о том, чему он был свидетелем, ничего не упустив, и все ему поверят. Скиппер никогда не лгал, и память у него было отменная – странный дар на запоминание мест, людей и событий. Сам того не желая, он подставит и Хэдли, и Грейс, может упомянуть и Мелиссу и уж точно расскажет о Джимми. Эффект домино, созданный его идеальной, безыскусной памятью.
Машина замедлила ход, когда Джимми свернул на Норт-Платт, и через минуту они подъехали к парковке торгового центра.
– Скоро вернусь, – бросила Грейс, выходя из машины вместе с Майлзом.
Майлз начал суетиться за несколько минут до этого, ему явно надоело быть привязанным к груди Грейс и, вероятно, ему нужно было сменить подгузник. Как профессионал, Грейс отцепила его от детского слинга и перекинула через плечо, усадив его так, будто это была сущая мелочь, а Джимми рядом с ней сиял, как будто она была самой лучшей матерью на планете. Грейс закатила глаза, но Хэдли видела, что она была полна гордости, ее спина чуть выпрямилась, когда она направилась ко входу.
Джимми припарковался в тени и повернулся на сиденье боком, чтобы посмотреть на них. И снова Хэдли была очарована. Однако женская солидарность в ней запротестовала, она понимала, что выказывать симпатию человеку, причинившему Грейс столько боли, – это предательство, но не симпатизировать ему – все равно что пытаться не любить супермена. Он был мускулистым, с очаровательной улыбкой. Есть что-то в человеке в форме, заставляющее поверить в то, что он хороший, даже если он ничего не сделал, чтобы доказать это. Как будто он олицетворяет собой правду, справедливость и американский образ жизни, и от этого ей хотелось встать и отдать честь, или зааплодировать, или связать носки в благодарность за его мужество, службу и самоотверженность.
Она знала, что он облажался. Это была его вина, что Грейс и Майлз попали в такую передрягу. Но теперь, когда он был здесь, улыбался ей в своей армейской расстегнутой форме, а жетоны свисали с его футболки, откровенно говоря, обижаться было трудно.
– Так, молодой человек, – обратился он к Скипперу. – Что скажешь, если мы купим тебе собственный комплект армейской формы? Сделаем тебя настоящим рядовым.
Хэдли ждала, пока Скиппер покачает головой и дерзко ответит: «Нет», – ответ, который он давал каждый раз, когда кто-то предлагал ему надеть что-то другое, кроме бейсбольной формы. Но вместо этого он шокировал ее:
– Рядовым? Новичком?
– Ага, – кивнул Джимми. – Рядовой начинает с простого мундира, а потом зарабатывает все остальное.
– А я могу носить форму? – медленно спросил Скиппер, и на лице его появился благоговейный трепет.
– Ну, не знаю, – задумчиво проговорил Джимми, потирая подбородок. – Сначала тебе нужно ответить на несколько вопросов.
Глаза Скиппера расширились, а лицо стало серьезным.
– Ты родился в Соединенных Штатах?
Скиппер посмотрел на Хэдли, и Хэдли кивнула.
– Да, – ответил он.
– Ты когда-нибудь совершал преступления?
Скиппер покачал головой. Джимми кивнул в знак одобрения.
– Обещаешь ли ты быть храбрым, служить своей стране и защищать тех, кого любишь?
Голова Скиппера качнулась.
– Что ж, тогда я не вижу причин, по которым ты не можешь быть рядовым.
Лицо Скипера просияло.
– Когда у меня будет форма?
Хэдли удивленно моргнула. Менее чем за тридцать секунд Джимми удалось сделать то, с чем не справлялись она и Грейс в течение нескольких дней.
– Когда мы найдем магазин, в котором она продается, – пояснил Джимми и подмигнул Хэдли, поворачиваясь обратно, давая ей понять, что он все это спланировал, и ее восхищение возросло еще больше.
Он отъехал ко входу в торговый центр и выпрыгнул, чтобы помочь Грейс с купленным ею автокреслом. Он установил его рядом со Скиппером.
– Рядовой, убедитесь, что он пристегнут, – приказал он.
– Есть, сэр, – воскликнул Скиппер, отвечая в точности так, как проинструктировал его Джимми.
Грейс передала Майлза Джимми, и Джимми на секунду задержал его на уровне лица, ткнувшись носом ему в нос. Майлз корчился и визжал, а Джимми делал это снова и снова, его лицо сияло от любви, и последние остатки сопротивления Хэдли растворились. Джимми, возможно, облажался, может быть, очень серьезно облажался, но трудно не любить того, кто светится такой преданностью своему ребенку и жене!
57
ГРЕЙС
Грейс стояла возле ресторана напротив магазина армейских товаров, глядя на бесплодную равнину, раскинувшуюся перед ней. Сосны и горы исчезли, их заменил выжженный солнцем пейзаж, простирающийся до самого горизонта.
Голова болела, сердце тоже, все, что происходило и происходит, переполняло ее. Она не хотела, чтобы Джимми приезжал, но теперь, когда он был здесь – спокойный и уверенный в себе – так заманчиво было ослабить бдительность и вернуться к своим старым привычкам. Простить его, отказаться от контроля и доверять, когда он говорит, что сожалеет и что это больше никогда не повторится. Это лучшая и худшая часть Джимми – то, насколько он хорош и как легко довериться ему, ошибочно полагая, что он никогда не подведет, но это доверие каждый раз рушится. Потому что, несмотря на его недостатки – вернее «недостаток», напомнила она себе, в единственном числе: одну-единственную изматывающую слабость – его любовь была реальна. И каждый раз, когда он смотрел на нее, лед в ее сердце таял все больше.
Вчера она верила, что у них есть шанс, хоть и слабый, но шанс. Но сегодня, несмотря на то, что они продолжали действовать – ехать в Омаху, делать вид, что она сядет на самолет со Скиппером и Майлзом, – она знала, что шансов попасть хоть куда-нибудь, кроме тюрьмы, практически не было.
Даже сейчас, стоя здесь, в глуши, она была уверена, что кто-нибудь их узнает.