Медленно-медленно по ходу пения они слаженно поднимали красные руки, шевелили растопыренными пальцами. Смотрелось, это стильно смотрелось, Валера даже оживился. И звучало так бодренько. Музыка напоминала старинную политическую песню, смутно так знакомую, но Валера всё равно точно не вспомнил бы. Неважно...

Дибич-Забакланский выбивал тревожную барабанную дробь лишь одной палочкой, Мамед только пел, придерживая умолкнувший баян, гитаристов замкнуло на негармоничных раздражающих аккордах. И мандолина лишь тенькала одной струной – пи-и-и-у. Раз в минуту.

Умели ребята создавать жуть, хотя и вовсю прикалывались, конечно.

Но Валеру это подразозлило. «Твоей державы Новый год»! И тут он вспомнил – ведь точно, пели эту песню! Тоже про зари багряную руку – на дне рождения девиц! Что-то вроде «Ну вот, багряною рукою заря от утренних долин выводит с Солнцем за собою весёлый праздник именин...». Весело было на именинах Татьяны и подружки её. Но сейчас-то!!! Что за низкопоклонство? Чья держава имеется в виду? Кто прославляется? Балованцева, конечно, со своим разветвлённым бизнесом. Скорее всего, гордые панки понимают выгоду дружбы с источником финансирования... Неужели это им Антошка – Находчивый Подлиза, такие слова для песни написал?

Хотя все они имеют право отвешивать друг другу реверансы... Подумал Валера с безысходной грустью. «Рука прачки» – это явление в музыкальной культуре, Антошка – поэт Земли Русской, Арина – с Ариной вообще всё понятно. Вот они и равны между собой. А он, Валера, всё так же – никто, обслуживающий персонал, лейб-нянечка. «Я называюсь Никто!» – как пел тот же самый Мамед в другой масштабной своей песне. Там слова были вообще чеканные, как будто выбитые на золотом щите. Ну может назваться Валера поклонником панк-группы «Рука прачки», может администратором быта Арины Балованцевой, но значит ли это что-нибудь? Для чего может значить? Например, для вечности?

Тут Валера сломался. До мыслей по поводу того, что он значит для вечности, докатываться ему не хотелось. Оставим это психам – решил он. И восстал в позитиве.

В смысле, как только схлынула первая волна торжеств новогодней ночи, Валера поднялся из-за стола и помчался к своему подарку.

Подарок. Мысль о том, что ему подарили подарок – и не кто-нибудь, а Арина Прекрасная, разом перебила тоску.

Она ведь и тогда тоску перебила – когда, отпущенный в пять часов готовиться к праздничному вечеру, Валера мчался домой как малобюджетный первоклассник со школьной ёлки, где его осчастливили новогодним кульком с конфетами.

Надо же, подарок...

Валера несколько тяготился презентами Лили – она старалась непременно придать им дополнительного смысла, произнося в момент вручения спич о важности происходящего для их совместной жизни. Что всё неслучайно, что всё идёт в копилочку их личного счастья. Одного на двоих. Что подарок Валере непременно будет нужен и полезен – и это окажется приятным ей, Лиле. Его Лиле...

Родительские подарки – сначала с нетерпением ожидаемые, затем такие неудачные, затем ужасно предсказуемые – тоже давно не радовали. Валере было стыдно за это, но что поделать?..

Подарки от работы к государственному празднику – в «Разноцветных педалях» это не практиковалось. А то мучайся, пристраивая их в хорошие руки.

Друзья. Друзья разве что алкоголь дарили. И выпивали его с Валерой недолго думая. На Новый год подарком они, как правило, вообще не заморачивались.

Арина подарила. И это она не подманивает его, лакея, подачкой с барского плеча! Валере не хотелось так думать. В нём играла радость. Что бы там, в простецком тёмном пакете, ни оказалось! Арина помнила про него, про своего Валеру! Своего – а чьего же?..

Итак, Валера помчался к подарку. Он привёз его с собой – потому что непременно в клубе решил посмотреть. Вроде как символично. Ну всё, женщина он уже, наверно, по составу мозга – сентиментальная женщина! Суровые парни символических значений в жизни не ищут. А он ищет. Да. И что теперь? Он уже вообще не знает, что теперь. Так что куда уж хуже...

Вытащил пакет. Долго искал безлюдное место. Ноги сами принесли в подсобку, где на прошлый Новый год целовались Арина с Витей. Ха, надо же. И никак это больше не проявилось. Так и не смог Валера за целый год ничего узнать об Арининой личной жизни. Разве что о детях. Да и то позже всех...

Подсобка снова оказалась пуста. Однако она была сильно заставлена ящиками, не развернуться. И свет Валера не нашёл, где включить. Так, горел фонарик бледный на стене. И всё. К нему Валера и отправился.

В коробке обнаружилась механическая музыка. Валера повернул ручку – под деревянной крышкой закрутился дырчатый диск, завертелся блестящий шипастый валик, забились тонкие молоточки. И полилась такая пронзительно-щемящая мелодия, такая нежная, чистая и знакомая, что у Валеры зашлось сердце, сжалось горло, сдавило виски. Он плакал – он так бесслёзно плакал. Ещё в детстве научился, но уже давно его не пробивало на плач, больше десятилетия... На Арину, эта музыка была похожа на Арину – то есть на всё, что для Валеры было с ней связано.

Подарить мужчине музыкальную шкатулку – это же надо только додуматься! Готичненько – неуместно охарактеризовала бы это глубоко забытая Лиля, которой было приятно называть так всё необычное. О ней Валера тоже сейчас почему-то вспомнил – в основном о том своём состоянии, с которым ему в прошлом году так не хотелось выходить к Лиле из этой замечательной подсобки...

Валера снова завёл музыку. Знакомая же мелодия – композитор Шуман, Шуберт, Шубин. Кого-то ведь из них Арина называла, когда играли это произведение. Или не Арина, а Евлалия. Нет, это был Мамед Батыров. Да нет – Арина! Или они все о композиторе говорили? Неважно.

Валера уселся на ящик. Снова завёл музыку. Чистая, ясная, как будто выкованная из золотых солнечных лучей, она крутилась по своему кругу, закручивала в спираль боль Валериного сердца. Это была светлая боль. Тонкая и приятная.

Докатился? Замечательно.

* * *

...Валера сидел в подсобке долго. Слушал золотую мелодию. Незаметно для себя задремал. Музыка из шкатулки прокрутилась ещё раз и остановилась. Но пока Валера спал, самостоятельно играла и играла в его мозгу. Валера её хорошо слышал.

Прекрасный получился Новый год.

Валера простил себя за то, что Арине ничего не подарил. Он подарит ей преданность.

Вот что, точно! Как он мог забыть?..

От распирающей благодарности Валере хотелось плакать золотыми слезами, попадая в ноты славной Арининой музыки. И служить прекрасной Балованцевой верой и правдой.

А ещё недавно Валере казалось, что такого не бывает.

А ещё недавно Валера хотел бежать куда-то в реальную жизнь становиться реальным пацаном. Мужиком. Зачем? У него всё здесь реальнее некуда.

* * *

И он, конечно, не убежал. Он спросил.