Нелли размякла в ласковых руках, обернулась к возлюбленному, подалась навстречу. Руки любовников сплелись, пальцы Данко скользнули за тонкую перевязь домотканого платья. Губы встретились в страстном, долгом поцелуе…

– Данко, чертов пострел! Где ты шляешься?! Я за тебя буду бадьи в трюм тягать?! – голос отца Данко, старого Тодора, звучал громовыми раскатами. – Уж я тебя отыщу – мало не покажется!

Юноша отстранился от трепещущей фигурки, вздохнул, потом чмокнул ее в щечку, прошептал одними губами «извини» и вынырнул в дверь.

Нелли, еще не отошедшая от горячих объятий, опустилась на мягкое сено. Кружилась голова, и сладостно тянуло внизу живота.

…Все это началось после поездки в Радовичи. Пока старый рыбак с дочерью, получив серебро за свой улов, гуляли на рынке, Нелли и младший сын Бояна сторожили лодку. Там Данко и заприметил интерес, который его персона вызвала у воспитанницы Бояна – именно так представляли Нелли. За время проживания в рыбацкой деревеньке она изрядно отдохнула, поправилась. Фигура обрела приятные глазу очертания, на лицо вернулся румянец, в глаза – озорная шаловливость и огонек.

Игру в гляделки Данко проиграл безоговорочно.

В следующий раз, через неделю, рядом с Нелли сторожить лодку остался уже сам сын хозяина лавки. Потом Тодор решил, что опасность со стороны юнаков исчезла, купцы вновь появились в деревне, и встречи Нелли и Данко стали происходить чаще.

Они гуляли по берегу, разговаривали, заигрывали и хихикали. Пока Нелли не осознала, что в отсутствие ухажера начала вести счет времени до момента, когда снова к деревенскому причалу подойдет лодка торговцев.

Сегодня Данко фактически сделал ей предложение. И затянул на сеновал. Если бы свидание происходило в другом месте, она согласилась бы на все, но…В ушах стоял голос Ливки с описанием возможного будущего: «сеновал – разлука». Хотелось большего…

К утру деревню засыпал первый снег.

Осень была достаточно теплой, и вдруг, на тебе – снегопад! Конечно, к обеду снег растает, исчезнет без следа. Но все же…

Нелли поежилась. Тоненькое платьице почти не удерживало тепло.

– Вот тебе и «солнышко, солнышко жгучее»… – тихо вздохнула девушка.

Надо будет достать одежонку потеплее, овчинную безрукавку или, на худой случай, свитер.

Стоявшая рядом на крыльце Ливка удивилась:

– Что ты сказала?

Нелли махнула рукой:

– Ничего… Присказка такая, из города, где я жила. Слова песенки, – девушка зябко потерла плечи и вспомнила всю фразу, как она звучала на русском языке. – Солнышко, солнышко жгучее. Колючки, колючки колючие.

Родная речь из ее уст звучала уже с легким акцентом, чуть более напевно, чем надо. Она перевела слова на привычный для подружки сербский и побежала к замерзшему корыту с разделанной рыбой. Пора было браться за дело.

«Скоро прежнюю жизнь забывать стану», – пронеслась в голове неприятная мыслишка.

Ливка почесала голову, хмуря лоб, потом побежала следом:

– Вспомнила… Думала: «я ж такое уже где-то слышала». И вспомнила! Старик так говорил, что нас от турков выручил. Я тогда удивилась, решила, что заговор шепчет, а он, оказывается, про солнышко говорил. Песенку напевал, стало быть.

Нелли закашлялась.

– Ты… Как? Где?

Она схватила сербку за руку:

– Ты точно помнишь, что он именно так сказал?!

Та высвободила руку:

– Конечно… Разве ж такие моменты забудешь? «Солны, солны шгуча, колюч, колю колюча», – она попробовала повторить, но лишь неудачно спародировала.

Но и такого подобия оказалось достаточно для Нелли.

– А откуда?.. Как? Кто? Нет! Что за человек нас спас? Откуда там старик? Кто он?

Ливка вытащила на разделочный стол ломоть рыбы и уже резала его на более тонкие лоскуты. Для нее эпизод был исчерпан.

Нелли дернула подружку за рукав. Та отложила нож.

– А? Чего тебе?

Спасенная егоза сверлила сербку взглядом, пританцовывая от нетерпения:

– Ты болтала, что знаешь, кто нас выручил тогда? Кто он? Что там делал старик, от которого ты слышала эти слова?

Рыбачка пожала плечами:

– Про старика ничего не знаю… Совсем ничего. А спас нас Карабарис. Он в Боке – юнак видный, арамбаши, много добрых дел сотворил.

– А как с ним увидеться?

Ливка опешила от напора приятельницы:

– А тебе уже Данко не мил? С чего спешка такая?

Егоза запричитала:

– Ну, Ливочка, миленькая, ну что тебе – жалко сказать? Как попасть к этому Барбарису? Где найти?

Сербка хмыкнула:

– Кабы так легко было отыскать арамбаши в горах, то турки давно бы всех гайдуков повырезали бы, – но, увидев огорченную мордашку, смилостивилась. – Он в селении Грабичи зимует завсегда. Туда туркам хода нет, так что…

Нелли взвизгнула от восторга, захлопала в ладоши, смутилась от неуместного проявления чувств и под ошеломленным взглядам подруги склонилась к столу с рыбой.

Только из-под надвинутой на брови косынки озорно поблескивали черные глазки.

Наконец-то, в этой странной непонятной истории ей показался лучик надежды.

Но когда пришло время, Данко наотрез отказался бежать в горы.

– Да ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Там же разбойники, бандиты сидят! Тебя, может быть, как ты веришь, и не убьют. А меня, точно говорю, живота лишат на раз-два! – он щелкнул в воздухе пальцами, показывая, как злые головорезы будут ему брюхо вспарывать. – Ни за что!

Он хлопнул ладонью по столу, отчего маленький пастуший домик, в котором парочка влюбленных дожидалась рассвета, заходил ходуном.

Нелли упиралась:

– Я тебе обещаю – все хорошо будет! Там у меня знакомый есть, – девушка слегка потупила глазки, так и не добавив столь напрашиваемое сюда слово «надеюсь». – К нему пойдем. Без этого никак!

Данко вспыхнул:

– Ты – православная, а я – католик! Для заросших дикарей – почти турок! Им ведь все равно, кого резать! Куда скажешь, королева моего сердца, только не туда! Сбежим в Грецию, Неаполь, Анкону?

Девушка мотала головой:

– Мне надо туда попасть! От этого много чего зависит!

– Да что? Что зависит?

Нелли уже обиженно насупилась:

– Ты никогда не делаешь так, как я хочу…

Данко поднял руки, призывая кары небес на голову неразумной подружки:

– Через день сюда причалит лодка со знакомыми ребятами из Салоников. Сегодня к ночи пойдет караван купеческий на Корфу. Мы будем далеко… А если пойдем в Черногорию, то там, в горах, сгинем!