Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с ее бывшей работы. Из магазина. А к вашей снохе домой заявились, чтобы узнать ваш адрес! И были поражены тем, что она его не знает. Выглядела она очень расстроенной, сказала, что внук вас помнит и любит…
– Опомнилась! – Константин Петрович вскочил, а вместе с ним, пару раз гавкнув для острастки, вскочила и Джулька. – Я после смерти первой жены пять лет места себе не находил, инфаркт перенес! Это Леля, спасибо ей, меня в больнице выходила. Повезло попасть к ней в добрые руки. А как выписали, ее сноха даже на порог не пускала, когда звонила мне, к телефону меня не подзывала! Думали, выгоду ищет. Как я окончательно не загнулся, и сам не пойму. Был специалистом, стал домработницей. А когда мы с Лелей пожениться решили, оба – и сын, и невестка – заявили, что, если пойду на это, про них и внука могу забыть. Сноха орала, что после моей смерти ни одного квадратного метра жилплощади Леле не уступит. Квартира-то на меня приватизирована, вот и боялась сношенька, что помру им назло, оставив завещание на Лелю. – Константин Петрович плюнул в сердцах и принялся мерить терраску ногами. Сначала вдоль, потом поперек. За ним послушно таскалась Джулька.
– Да успокойся, Костя! Ну откуда же ей, глупенькой, было знать, что не нужна мне эта квартира, будь она неладна! – У Лели, следившей испуганными глазами за беготней мужа, дрожал голос. – Слышал, что девочки сказали? Она сожалеет о размолвке…
– Десять лет прошло!!! Они меня внука лишили!
– Да никто тебя внука не лишал. – Леля повернулась к нам и пояснила: – Они со Славиком встречались. Правда, к нам он ехать не хотел, Костя к нему в Москву ездил.
– С деньгами и подарками!
– Так ведь ты же дед! Как можно единственного внука не побаловать?
Наташка первая поняла, что пора вмешиваться:
– Константин Петрович, если вы не против, мы заедем к вашему сыну и скажем, что вы готовы принять их в гости, несмотря на то что у вас стройка.
Константин Петрович остановился и, сунув руки в карманы, выжидательно уставился на жену. А она, радостно улыбаясь, пояснила:
– Дом у нас ветхий, вот и решили, пока есть возможность, построить новый. У соседей участок выкупили. Костя планирует сад расширить, опытный участок сделать… Он ведь из армии по здоровью совсем молодым лейтенантом был комиссован, успел окончить сельскохозяйственную академию и стать исключительным специалистом и ученым. Вот подумали, что, если с ребятами наладиться, им у нас просторнее будет. Я всегда верила, что рано или поздно это противостояние кончится. Вы привезли хорошую новость, девочки!
Мне стало не по себе от этой искренней радости. Придется теперь принимать меры к воссоединению семьи. Я моментально перевела разговор на деньги покойной Раисы Степановны.
Взъерошенный, но уже оттаявший Константин Петрович принялся категорически отговаривать нас от вмешательства в решение этого вопроса, со всей ответственностью заявив, что его решать не с кем – господин Суворов уехал и неизвестно, когда будет.
Я возразила, сославшись на присутствие в его доме экономки, которая, как нам стало известно от дочери покойной, является родственницей хозяина дома.
Константин Петрович призадумался, вытащил руки из карманов и сел.
– Вот что… Вы сказали, вас зовут Наташа?
Я с готовностью подтвердила. В тот момент мне было абсолютно все равно, как называться, лишь бы получить от садовника необходимые сведения.
Но тут взыграло Наташкино чувство собственницы – не захотела уступить приватизированное имя даже во временное пользование:
– Ее зовут Ирина. Просто у нее память отшибло. Ноги промокли, и, судя по всему, она только о них и думает. Или – ими. Решила вашу улицу вброд перейти.
Славка захихикал, а жена Константина Петровича охнула, убежала в комнату, откуда мгновенно появилась с шерстяными носками.
Возражать мне и в голову не пришло. Сбросив итальянские вездеходы на шпильке и натянув на ноги носки, я почувствовала себя почти счастливым человеком.
Константин Петрович добродушно хмыкнул:
– А я-то ее уговаривал не разуваться!
Мысленно сетуя на уклонение от заданной темы, напомнила, что он собирался отговорить нас от визита к нахальному и жадному Суворову, не желающему возвращать вещи и деньги Раисы Степановны, и, кажется, переборщила.
Садовник вскипел и прочел мне довольно длинную нотацию – нельзя оскорблять человека, которого не знаешь. Тут же вмешался сын и поддакнул, пожелав, как можно скорее узнать господина Суворова, чтобы начать его оскорблять.
Но Константин Петрович в запале явно не понял смысл замечания, расценив его как поддержку своим словам, и даже привстал, чтобы пожать Вячеславу руку.
– Владимир Сергеич – исключительно порядочный человек! Это я вам со всей ответственностью заявляю, поскольку знаю его уже десять лет. Он нам и с приобретением соседнего участка помог, и со стройкой. Жадность с ним и не ночевала! Просто его в данный момент сейчас здесь нет. Уехал он, я же объяснял. А экономка деньгами не распоряжается. Да и какая она ему, по сути, родня? Тетка первой покойной жены… – Мы хором разохались, фальшиво жалея «бедную покойную жену», чем еще больше распалили Константина Петровича: – Жалеть надо не ее, а Владимира Сергеича вместе с дочерью! Та жена родителей Владимира Сергеича в могилу свела, а его самого не успела – бог ее наказал. Здесь же, на местном кладбище, ее и похоронили. Не захотел Владимир Сергеич, чтобы она рядом с его родителями покоилась…
Садовник с охотой рассказал о том, что Диана и после погребения долго не успокаивалась – мучила дочку Суворова кошмарами. Правда, и Лидия хороша была! Считала, что ребенок не должен забывать родную мать. В отсутствие Владимира Сергеевича рассказывала Виктории, какой хорошей была мама. У нее своя теория – ребенок не должен комплексовать по поводу родительницы. Только после того, как Владимир Сергеевич застал их за просмотром кассеты, на которой записали какое-то семейное торжество с веселящейся до упаду женушкой, все прекратилось. Он категорически запретил Лидии соваться в воспитание ребенка…
– Вике было лет десять, когда погиб дедушка. Тогда в дом влезли воры, унесли деньги. Говорят, хотели украсть Вику ради выкупа, но она убежала и спряталась. Потом все в горячке говорила, что за ней приходила мама и звала ее к себе. Еле выходили ребенка. Лидия чуть не рехнулась от горя – все себя винила за свои разговоры… – Константин Петрович помолчал, почесал затылок. На лице появилась гримаса явного смущения. – Тут ведь такое дело… Даже и не знаю, как сказать… Я ведь в этот день у Суворовых в саду работал. Вернее, уже заканчивал с опрыскиванием… Можете мне не верить… Одиннадцать утра было – рановато для привидений-то… Или поздновато… В общем, и мне она почудилась… покойная жена Владимира Сергеича. В легком платьице от калитки к дому прошла и – как растаяла. Так я сапогами в землю врос – прямо парализовало! Пошевелиться не мог. Ведь если бы сам ее прах не закапывал!.. Потом опомнился, подбежал к дому – все тихо, дверь закрыта. Ну я самого себя обругал да и отправился домой… Леля, – повернулся он боком к жене, – помнишь, рассказывал тебе? – Она подтвердила и добавила, что у них тогда разгорелся большой спор по поводу жизни после смерти. – А к вечеру мы и узнали, что Сергей Владимирыч – отец Владимира Сергеича – погиб, и Вика в горячке… Я ведь потом никому правду не рискнул сказать. Думал, за сумасшедшего сочтут. Тем более что опасались за разум девочки. Сейчас-то уже уверен – действительно почудилось. А может, и есть в природе какие-то аномальные явления… Кто знает, вдруг покойница таким образом хотела предупредить об опасности?