— Папа плиехал! — картавя, произнес пацаненок.

Безусловно, он не помнил своего отца. Когда Таня бросила меня, ему было около года. Наталке же было около четырех. Так что малыш, не мудрствуя лукаво, принял слова старшей сестры на веру. Раз она сказала — папа, значит папа, и никаких гвоздей.

Девушка смотрела на действие с нескрываемой завистью. Дети видели ее каждый день, и, наверно, не так бурно реагировали на ее появление. Визит отца — это для них такое событие!

— Мы поехали? — неуверенно предположил я, отвлекая Татьяну от созерцания циферблата часов.

Девушка подняла глаза. На какое-то мгновение в ее зеленых глазах промелькнуло что-то до боли знакомое, на миг она стала прежней, той прежней Таней, за которую я, не раздумывая, пошел бы в огонь и воду. Отдал бы все. Но всего лишь на миг. Потом наваждение спало и между нами снова повисла непроницаемая перегородка. Зачем, вообще, было тогда приезжать? Зачем было насиловать меня, себя, детей? Для чего?

Неплохо бы залепить ей хорошую затрещину, чтобы мозги на место встали. Но при детях я не мог такого себе позволить. Может быть, потом. Впрочем, почему "может быть"? Потом — обязательно.

— Мы поехали, — кивнул я сам себе.

Ждет себе кого-то, и пусть ждет. Может, я и не был идеальным мужем и образцовым отцом, но, что точно — получше многих. Посадив Сашку на шею, и взяв Наталку на руки, я покинул фойе отеля.

На парковке мы разминулись с пожилым упитанным коротышкой, вышедшим из блестящего черным лаком Carlsson. Я бы его и не заметил, если бы не этот взгляд — насмешливый, пренебрежительный взгляд выцветших голубых глаз. В руке коротышка держал невероятных размеров букет темно-красных роз. Именно такие и любит Татьяна.

Так это он? Этот колобок с круглым пузом и ростом, от силы, метр шестьдесят в прыжке — и есть Танин хахаль? Интересно, где она его подцепила? Даже не смешно, плакать хочется. Я усадил детей в Ford. Сашка — мой пацан, сразу потянулся к кнопочкам на панельке, благо, их там хватало. Можно бы уже и отправляться, но оставить колобка безнаказанным я не мог. Месть всегда сладка. Поначалу я хотел оставить на боку Мерина след от ключа, протяженностью от переднего подворотника до заднего, но остановился. А, если, он приехал не к Тане? Наказывать стоит только отъявленных говнюков, иначе сам в такого превратишься. Дело-то нехитрое. Пришлось ограничиться мелкой пакостью.

Коротышке повезло дважды. В первый раз — когда я, вопреки своему обыкновению, решил сначала подумать, а потом сделать. А во второй раз — когда обнаружилось, что кортик остался в бардачке "десятки". Потому я поступил просто и сердито — скрутил золотники со всех четырех колес, и запустил подальше. Они только сверкнули в лучах солнца на прощанье. Если этот недоросток приехал действительно к Татьяне… что же, тогда это только начало.

От парка дети пришли в тихий ужас. Не спорю, в Манчестере такого количества пивных банок, оберток от конфет и шоколада и сигаретных пачек на дорогах не валяется. А я пришел в ужас от детей. Мало того, что они произносили русские слова с акцентом, так еще и постоянно переходили на английский язык!

Мы, не торопясь, шли по вымощенной булыжником дорожке. А куда, собственно, торопиться? Времени — вагон, до полуночи еще больше пяти часов. Погода, правда, не радовала. Стало совсем душно, пот с меня валил градом. И, что характерно, не было ни малейшего намека на ветерок. Насекомые попрятались — даже над мусорным баком не вилась, как это водится, тучка мух. Вдобавок, в воздухе повис запах озона. Как пить дать, к дождю. Даже, не к дождю, а настоящему урагану. Не приведи Господь — полоснет. Что я ночью на мокрой дороге делать буду?

Детей заботило другое. И Саша, и Наташа были слишком заняты поглощением пломбира в вафельных стаканчиках. Когда-то, очень давно, около четверти века назад, и я так же гулял с их дедом, моим отцом, по этим же дорожкам, и грыз точно такое же мороженное. Думал ли я, что когда-нибудь по дорогам Великобритании будут колесить автомобили, произведенные компанией "Alexandroff Engineering"? Какое! Конечно нет! Меня больше волновал совершенно другой вопрос: когда наконец-то я стану пионером? А кем я мечтал стать в детстве? Гаишником! Вот умора! Интересно, а кем мои дети мечтают вырасти?

— Наталка?

— Угу?

Девочка, пожадничав, откусила слишком большой кусок пломбира, и теперь жадно хватала ртом воздух, пытаясь согреться.

— Да не кусай столько, — посоветовал я. — Простудишься. Солнышко, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

— Женой банкира, — убежденно ответила дочка.

Вот так так! В мое время, насколько я помню, девочки мечтали несколько о другом. Мечтали стать врачами, поварами и так далее и тому подобное. По большому счету, не это важно, каждое время накладывает на детей свой отпечаток. Важно то, что в свои шесть с половиной лет Наташка начинает мерить этот мир деньгами! А что деньги? Вот у меня куча денег, а принесли они мне счастье? Что-то незаметно. Впрочем, зачем врать самому себе? Был же я счастлив, выкладываясь на четверти мили? Был, конечно. А без денег хрен бы я свою красавицу построил. Но сейчас, со всем этим морем бумажек, я не могу найти свой кусок от пирога с выведенным кремом словом "счастье". Спер, что ли, кто-то? Убил бы гада!

Снова интересно. А у Сашки уже сложилось мнение на тему "кем я хочу стать, когда стану большим"? Вред ли. Хотя, чем черт не шутит? Черт, как я посмотрю, только этим и занимается.

— Сашка?

Пацаненок в ответ кашлянул. Еще не хватало, чтобы мой ребенок слег из-за меня в постель с температурой! Я забрал у малолетнего бандита мороженое и бросил туда, куда и принято в этом парке — в кусты. Лишенный лакомства ребенок состроил мину, и, поняв, что пломбир к нему уже больше не вернется, оглушительно завопил. У меня сигнализация тише орет, ей-богу!

Да, не умею я с детьми обращаться, что теперь поделать? Я никогда и не мнил себя знатоком детской психологии. Но заткнуть этого карапуза надо — и так уже все оборачиваются. Блин, как же эти штуки, в смысле — дети, затыкаются-то? Несмотря на довольно зачаточные знания в области педагогики, я прекрасно понимал, что покупаются и продуются все, даже дети. Сашка продал свое молчание достаточно дешево — за клубничный "чупа-чупс". Но пока разбойник не получил вожделенную мзду — вопил, будто его режут. Теперь, когда буря миновала, я смог задать свой коварный вопрос.

— Сашка, а, Сашка. А кем ты будешь, когда вырастешь?

— Алексадлом Алексадловичем! — ничуть не сомневаясь заявил карапуз.

Сказал же — мой пацан! Помню, я, маленький, так же орал. Правда, продавался не меньше, чем за коробку конфет. Но и это научится — какие его годы? Душа согрелась ощущением того, что я не зря прожил на этом свете — мне есть чем гордиться, и не только своими победами на асфальте. Моя гордость — вот этот пацаненок, который, когда вырастет, будет достойным сыном своего отца.

— Daddy? — подняла глаза Наталка. — Ой, папа?

— Да, доченька?