Он изволил вернуться, чтобы поспать. Апартаменты были им братски разделяемы с гоподином Андрашем, рука которого была между головой и подушкой. «Давай спать!» Однако они не спали. Нежелающий успокоиться дух мастера с треском заполнял пространство. Об этом сказал он своему товарищу. Поскольку господин Андраш с молниеносной быстротой стал для него именно: товарищем. (Эта часть изволит обладать лирической красотой.)

«Дурак», — сказал господин Андраш. (Он блестяще умел обругать представителей творческих профессий.) «Подожди. Я это запишу». И в самом деле он изволил вскочить. «Готово?» — спросил теперь уже смягченным от любви голосом высокий, готический молодой человек. «Соу-соу». Затем он изволил расхохотаться (простите: но именно это слово сюда подходит: ↑ хохотаться): «Это будет открытое произведение, пощады не жди». Затем с ответственностью добавил: «Конечно, в музыке не так». — «Давай спать». Но они для этого слишком устали. Немного погодя мастер встал и принялся работать, работать…

О, эти круглые глаза, круглые глаза! В большом зале уже собирались люди и распределялись вокруг него, как стружки в магнитном поле. Он же подошел к почетному гостю и поцеловал ручки, как молодой магнат (ха-ха-ха), выдохнул следующее: «Целую ручки. Э-э… в своем выступлении я обязательно… э-э… упомяну ваше имя, обязательно, прошу на это в таком случае не сердиться». Свидетель великих времен потрепал мастера по шее, как будто она была лошадиной, и мастер был этому Рад. Великий мастер выдерживать паузы объявил мастера. Наступила тИшина, глубокая

он изволил полистать листы конспекта вперед — затем так же, преисполненный важности, пробежал их целиком, затем, с неимоверной силой прижав напряженной ладонью столешницу, начал. Прежде чем в качестве примечания, но с точностью сообщить сказанное там, снабдим некоторые пункты текста некоторыми примечаниями, описав прежде всего некоторые движения. «А систему координат, друг мои, кто будет помечать, Шари Федак (читай: Пушкин)?!» Вместо «Дора, эта высокая, порядочная женщина» (по просьбе м. д.) вставить «эта порядочно жирная женщина»;

во время чтения части: «и с этими словами он, оп-ля, выхватил листок» он, оп-ля, выхватил листок, «эдакий лист для гостей», что было встречено раскатистым смехом; «Может быть, лучше фломастером!» — что в тот момент вышло у него конкретным окриком, господин Геза в испуге даже перешел на фломастер;

«в какую-то развеселую историю о ГБ»: шум ПО центру слева, аплодисменты с правой стороны, но смущенные, это уж точно, следующее за этим «простите, простите, вероятно, не следовало» имело сильное воздействие, освобождающее воздействия, «Произошло-таки, дядя, смягчение». Тогда он с вызовом посмотрел на господина Иштвана. Господин Иштван это медленно, но абсорбировал. Чтение же мастер устроил таким образом, как будто бы шла чья-то личная беседа; это было большим свинством — но господин Иштван, потеряв терпение, рассказал свою стокгольмскую историю, со всей ее вульгарностью. Тот же самый эффект был применен в случае с «Палика, не могли бы вы напечатать это и т. д.» ((с) Эстерхази, 1977).

Записки Эккермана целостная идея гете дилетанты друг мой если уже сделали все что могли обычно оправдываются тем что их труд еще не завершен естественно он никогда не может быть завершен потому что они никогда не подходили к нему соответствующим образом мастер несколькими штрихами делает свое произведение завершенным обработанное или нет оно уже завершено послушайте мой маленький эккерман не ковыряйте в носу двойной эпиграф бадди гласс конечно просто псевдоним мое настоящее имя майор джордж филдинг антиклимакс вот с какими словами обратился ко мне петер эстерхази знаете mon ami я очень устал извинитесь перед теми людьми я всю первую половину дня делал эту фигню так сказал он не щадя себя почти несправедливо эту фигню да продолжал он непреклонно а еще за обедом дора эта высокая порядочная женщина сказала что наверное не надо было этот комикс можно себе представить какое впечатление она произвела на такую чувствительную ко всему душу мастера конечно сложное понятие эта душа этот упрек но ведь таков художник все это нам живущим в их лунных сияниях надо знать новелла-боевик сказал он затем на уровне бульварной новеллы которые так охотно принимают как отечественные и зарубежные ведущие литературные издания но вот ведь еще что такое отечество не будем об этом и с этими словами он оп-ля выхватил листок эдакий лист для гостей преимущество деревенской прозы и пустил по кругу чтобы все присутствующие написали там свои имена если распечатать это потом будет лучше бормотал себе под нос великий мастер а затем прямо как мать родная добавил волнуясь может быть лучше фломастером из-за типографии по коням однажды сухим солнечным неподдельным летним утром петер эстерхази поднял свои большие проницательные глаза на одного из своих коллег и сказал так блядь не мог заснуть о эта лживость слов я здесь в лепешку расшибаюсь но ведь что лживо и что подлинно что это за вопросы великие вопросы наш взгляд это свежее оленье стадо да перенесется на лестницу где стоял прежде мастер так вот в тот момент господин цыган ткнул мастеру руку-лопату ста смертям не бывать одной не миновать млеющим очевидно от какой-то славянской тоски голосом он обратился к мастеру который явно симпатизировал большому увальню господин писатель господин писатель напишите вот это эти ладони и поднимал-опускал их вдоль данной вертикали петер эстерхази был сделан не из того теста который в такой момент вскочил бы на лошадь и поминай как звали нет крайне деловито сказал он что это за шрамик у тебя на ладони скажи пожалуйста петерке улыбнулся зубами этот венгр петерке да я же порезался чем но он это так спросил что чувствовалось он имеет в виду консервную банку и это блестяще подтвердилось порезался консервной банкой сказал цыган лорант когда ты ее открывал продолжал выспрашивать мастер а собеседник соглашался на месте а какие это были консервы в одночасье резко прогремел разумный вопрос как та молния душной ночью господин лорант негодуя слетел вниз по склону который образовывал рафинированный стык лестницы с двухмерными плоскостями что я открывал говоришь отвечу пиво естественно атыкакдумал вот он уже углубился было в какую-то развеселую историю об органах простите вероятно не следовало мастер однако своим долгим певучим шагом устремился к креслу где свирепствовал вечер но цыганский голос еще раз достиг его напишите это господин писатель это ведь вы не сможете правда но в то время его уже и след простыл какие взгляды скользили по его покрытой пушком шее друг мой в том-то и дело что никакие взгляды старик сказал он легко потому что он может быть и таким человек такого масштаба тоже может быть легким как воздушный шарик господина кормоша хермански 21 шиллинг может да-да может ну где же к дьяволу синие чулки мастер начал с жаром объяснять нос его то и дело покачивался, чертя в тяжелом от табачного дыма воздухе правильные дуги ну конечно собиралась прийти целая куча синих чулков а ты и тогда он показал на себя ессе homo а ты тут днем и ночью сопротивляйся а результат все равно один и тот же предпринял попытку собеседник результат махнул рукой он процесс киса моя процесс синие портянки со знанием дела махнул рукой поэт кормош господин тинс эй господин тинс_скрайним беспокойством склонился над солеными орешками из этого тоже будет литература сказал он и даже очки его вздохнули именно так сам эстерхази хорошо думал про господина тинс здесь я втисну малюсенький нюанс который так характерен мастер всегда считал что господину тинсу шестьдесят лет и что он вместе ходил в школу с господином вэрешем поэтом велико же было его удивление при виде мужчины средних лет поэт печально покачал головой литература будет ну что же господин тинс наверное даже не знал насколько он окажется прав он оказался героически прав это литература а какая сжимающая сердце суровая венгерская судьба знаете mon ami я сидел там с господином кормошем поэтом и своим другом гезой тинсом а также атиллой йожефом его плотно облегал блейзер с двумя рядами пуговиц я еще дал ему немного денег чтобы он его себе купил в гернгроссе знаете атилла был человек очень замкнутый а в таких вещах особенно после того как разругался с кашшаком я был его единственной но это следует понимать именно так друг мой как я говорю единственной опорой продолжая завязывать узелки уходящего времени господин кормош добрый господин кормош человек серьезный есть в нем душевная теплота на другой стадии он шепнул отличному господину шипошу следующее эс шипош бэ шипош ты слушаешь это гигант произошло-таки дядя смягчение но что же сказал господин кормош то что сказал мастер нам известно это факт литературной истории он сказал друг мой послушайте вот это мемуары настоящие мемуары но господин кормош в самом деле уважаемый иштван как там было в конце концов вчера я еще не был пьян чего там в Стокгольме было написано что эту девицу что и мастер горячо поблагодарил престарелого поэта-великана за милую историю которая поистине великолепной образцовостью освещает структуру уходящего господин тинс уходящего времени за что он сильно уважал господина круди и еще он сказал щелкнув теперь лошадиной плеткой с венгерским орнаментом я рад все очень хорошо вы люди центальноевропейской культуры и вы прекрасно выдрессированы это трогательно плоская вещь прежде чем сбежать оттуда он обратился к господину палу надю редактору палика не могли бы вы напечатать это в цеху о хитрая лиса мастер то есть как можно оказывать прессинг на редактора палика старик старик тогда слово ебать разбейте так е многоточие ть это важно спасибочки и вот мы уже натыкаемся на него свесившего ноги под моросящим дождем стул из камыша таинственно поскрипывает под ним и ночь чернела как правительственный мерседес ну не будем об этом печалиться сказал естественно расставляя ударения он и не радовался и не печалился заметил крошечное рыбацкое озеро круг поразился он х в квадрате плюс у в квадрате равно г в квадрате потому что от первого испуга подумал о круге с центром в начале координат но затем в нем взвилось желание вырваться классическое устремление я вперед и с пролетающей в том направлении мамзель дедински он оказал любезность этой общепринятой аксиомой и мастер сразу же начал хлопать себя по коленке над рождающейся шуткой каковую коленку скрывали поношенные писательские джинсы вы это послушайте друг мой канонизированная фигура тамаша тюза и таким образом одна великолепнейшая шутка сменяла другую до раннего рассветного часа однако уважаемый эта идея уж вы простите за логику слов настолько известна эх разве имеют значение идеи они конечны сердце же которое бьется у нас в груди сердце бесконечно на этом он умолк чтобы с тем большим воодушевлением затем взмыли вверх аплодисменты.