– Где есть тяга к войне, там всегда бывает и сама война, – размыслил Монфалькон. – Сие намерение надо переменить.

– Не расслышал вас, милорд, сожалею…

Монфалькон изучал Лудли.

– Значит, Королева должна выйти за Всеславного Калифа, тот станет ее повелителем, поведет Альбион к победе…

– Многие сочувствуют Жакоттам, сир. Убийство леди Мэри возбудило их воображение.

– С подобными убийствами всегда так. А в данном имелись все ингредиенты. Невинность утрачена!

– В общем, народ считает, что Жакотты восстанут, милорд, и что многие будут с ними заодно. Народ думает, что Жакотты поддержат Королеву и очистят дворец от… – И вновь Лудли запнулся.

– От недобитков Герна?

– Вестимо, милорд.

– Королева добродетельна. Но не ее слуги?

– Вестимо, милорд.

– Она слишком слаба, дабы править единолично?

– Почти точь-в-точь всамделишная мысль народа, милорд.

Монфалькон склонил голову, приложил палец к губе, медленно кивнул.

– И они боятся, что слабая Королева означает слабый Альбион.

– Волевая дама, следующая скверным советам, – это ближе к истине. – Лудли водрузил перемятую бархатную шапку на голову. – Се не общее мнение. Кое-кто не согласен.

– Однако Вера слабеет, да?

– Да не то чтоб. Не считая убийств, назавтра все позабылось бы. Даже убийства со временем забудутся. Если б только не было – но я слыхал…

– Не было более убийств.

– Графиня Скайская дала деру, я слыхал, попытавшись отравить лорда Рууни, поубивав его детей.

Лорд Монфалькон отмахнулся:

– Нонсенс. Она бежала по иным причинам.

– Есть мнение, что вы и ее заточили, милорд. В Брановой башне. С сиром Танкредом. Сир Танкред тоже был популярен в народе.

– А я – никогда. – Лорд Монфалькон улыбнулся. – Как легко вручать им героев и злодеев. И я был доволен сим положением дел прежде убийства. Если б я располагал Квайром! Какой был прекрасный хорек с отличным нюхом! Какой златоустый слухоплет и хвостокрут! Что ж, дело за вами, Лудли. Вы должны поведать им, сколь Королева сильна, что она раздумывает, избавляться от меня или нет, что я близок к фиаско, что здоровье меня подводит, как и лорда Ингльборо…

Лудли выпучил глаза.

– Не может того быть, милорд…

Монфалькон бросил ему под ноги золото.

– Ваше вознаграждение сохраняется, мастер Лудли. Скажите им, что Сшибкой Восшествия можно любоваться как обычно, в течение недели со стен и крыш, всем простолюдинам, что Королева явится и что вскоре после того предпримет Каждогоднее Странствие по Державе. Скажите им, что сир Томас Жакотт почти наверняка убит графиней Скайской, что сама она бежала из Альбиона – се правда – и что, когда Жакотты сие осознают, они вновь сделаются абсолютно верными и покорными. Мы не скажем покамест, планирует ли Королева выйти замуж, сей контрслух – лучший в нашем распоряжении, и было бы идиотизмом распускать его вот так сразу, прежде чем отобраны будут соискатели…

– Королева принимает соискателей, милорд?

– Передайте им и сие, если желаете.

– Я думаю, народ обрадуется таким вестям, – сказал Лудли трезво.

– Вестимо, так и будет. – Лорд Монфалькон всунул перо меж зубов и произвел санацию. – Свободны, Лудли.

Раболепный квази-Квайр засеменил на полусогнутых прочь. Клочок, в зеленом бархате, вошел, избавляясь от шапки и глубоко кланяясь.

– Мой господин снаружи, сир. С сиром Томашином Ффинном.

– Пусть войдут.

Мальчик, выразив повиновение, сделал шаг в сторону. Не торопясь показались лакеи с шестами паланкина Ингльборо на плечах. На кресле, снул от боли, возложив левую руку на сердце, покачивался, пока его опускали, сам лорд. Он выпростал шишковатый кулак, и Клочок, рванувшись, за него ухватился. То была любовь – отца и сына, мужа и жены – меж ними двумя, и даже Монфалькона тронули явленные чувства. Лорд-Адмирал был снедаем подагрой настолько, что не отыскался бы и мускул, не охваченный в той или иной степени агонией, но ум Ингльборо, когда тот не пытался одурманиться брагой либо опиатами, оставался ясен. За ним прихрамывал сир Томашин Ффинн, серьезен лицом, в темном бархате и черном льне. Клочок затворил двери за уходящими лакеями и по велению лорда Монфалькона запер замок.

Лорд-Канцлер вздохнул. Он предложил сиру Тому кресло, и тот принял предложение, избавив от нагрузки свою ногу из слонового бивня.

– Жарко. – Он помассировал колено вокруг протеза. – Как в Индиях.

– Кабы ты там и остался, – проворчал Ингльборо. – Освободить тебя – какая дипломатия! Мавры медлили на политическом уровне. Нептун их разберет! Они питают амбиции…

– Сие для нас несомненно, – ввернул лорд Монфалькон.

– Все пахнет войной. – Ингльборо поморщился, ибо сжал руку слишком сильно. Клочок гладил клокочущие наросты. – Я не видел ее столь неминуемо с Герновой эпохи. Каков ответ, Перион?

– Королева должна выйти замуж.

– Но не выйдет.

– Она должна.

– Но не выйдет. – Лорд Ингльборо смеялся. – Боги! Она хуже Герна, ибо, в отличие от него, ее не проведешь и к ней не подольстишься. Она же знает нас как облупленных – нас троих в особенности. Она сызмальства была участницей приватных наших бесед. Ей ведомы все наши уловки.

– А еще она любит нас и последует нашему совету, – молвил Монфалькон значительно. – Итак, Том, что скажешь относительно соперничества Арабийца и Полонийца?

– Проклевывалось с Новогодия. – Румяные щеки Тома Ффинна, казалось, сияли тем ярче, чем, улыбаясь, более он вываливал скверных вестей. – Касимир и Гассан покинули нас смертельными врагами, всяк решил, что со смертью другого Королева достанется ему. Привычная история – женщину или мужчину не спрашивают, соперники пестуют вражду столь полновесно, сколь дозволяет отсутствие фактов. Меньше фактов – больше пестование. И чем менее заинтересован объект ухаживания, тем более уверяются конкуренты в том, что она сохнет по одному из них и будет его, коли другой помрет.

– Нам знакомы сии аберрации, Том. – Монфалькон был нетерпелив по природе и с недавних пор стал терять самоконтроль, столь долго им сохранявшийся. – Ну а конкретное соперничество?..

– Грядет дуэль между Полонийцем и Арабийцем.

– Нет! – Монфалькон изумился, не веря ушам.

– Так мне сказал Эмир Вавилонский, весьма близкий к Калифу.

– Где они будут драться?

– На корабле. Тюркийском корабле. В самой средине Срединного моря.

– На мечах?

– На всем оружии Рыцарства.

– Конные? Не может быть!