— Не надо плакать, глупая, слезы не помогут… Ты сильная, я знаю, Сонь, только не закрывайся, не надо… — Его лихорадочный шепот проникал до самой глубины сознания, намертво впечатываясь в него, вплавляясь горящими буквами.

Я не могла пошевелиться, чувствуя себя до ужаса беспомощно, вздрагивая от каждого нового поцелуя в шею, ключицу, в грудь, потом ниже, в живот… Джинсы поползли вниз, мои пальцы непроизвольно уцепились за волосы Вердена, словно за последнюю соломинку. На мне остались только тонкие трусики, а он уже поднимался обратно, продолжая губами превращать мое тело в воск, а чувства и эмоции — в тугой переплетенный комок, пульсирующий желанием.

— Я не хочу, чтобы ты что-то обещала мне, — выдохнул Верден, упершись ладонями в стену около моих плеч и вглядываясь в глаза. — Я хочу, чтобы ты подумала. Просто подумала. И дала себе возможность быть другой. Настоящей… Не прятаться за нарочитой грубостью и резкостью…

Он как по живому резал, обнажая не только тело, но и душу. Да, не требовал ничего, но… отчаянно нуждался хоть в каком-то моем отклике, хотя бы иногда. Хоть в маленьком шажке, но навстречу, а не от него. Верден, Верден, альбинос проклятый, зачем ты тогда оказался поблизости?! Мы могли никогда не встретиться и прекрасно жить друг без друга, без этой мучительно-притягательной, безумно нужной близости. Без ночей, взрывавшихся разноцветным фейерверком и оставлявших после себя приятную усталость и умиротворение и чувство единения. Пронзительного ощущения, что есть кто-то, кто принимает тебя такой, какая есть, и не будет пытаться сломать, обтесать под себя, подавлять… Мама!.. Когда я осознала все это, жутко испугалась, что действительно ведь могло не быть. Я бы так и осталась замкнутой особой с кучей комплексов, огрызающейся на каждого, проявившего мало-мальское участие, и ведь могла никогда не попасть в Институт паранормальных явлений!

— Тим, хватит, — прерывисто вздохнула я и запустила ладони под его футболку, прижавшись лбом к плечу. — Хвати-и-ит…

Снова эти проклятые слезы, да что ж такое!

— Ну все, все, молчу, — ласковый шепот и прикосновение теплых ладоней к спине.

Да, молчит, но я-то услышала, слова остались в душе и ярко горели там, не позволяя забыть, задвинуть в дальний угол. Все, больше Верден не позволит мне убегать от правды, при каждом удобном случае заставляя видеть ее, чувствовать, ощущать. Сглотнув, я подняла голову и резко дернула футболку вверх, стащив с Тима. Осторожно коснулась крепких мышц на груди, провела по ним пальцами, потом, повинуясь какому-то дремучему внутреннему желанию, всплывшему невесть откуда, подалась вперед и прижалась губами к гладкой коже, слабо пахнувшей терпко-свежим гелем для душа, обвив руками талию Вердена. Ты мне нужен, просто капец как нужен, и хотя бы себе я в этом признаюсь, пусть от страха и обрывается все внутри. Но, прости, ты не узнаешь об этом… Не сегодня. Не сейчас. Я не могу измениться по одному щелчку пальцев. Прости, прости, прости-и-и-и…

Тим не шевелился, и только неровное тяжелое дыхание выдавало его эмоции. Мои руки на мгновение замерли на поясе его штанов, потом я решительно расстегнула ремень, пуговицу и молнию. По части одежды мы стали в равных условиях, но дальше продолжать мне Верден не позволил, взяв на руки и направившись к кровати. Сел на край, усадил на колени, неторопливо, аккуратно снял последнюю деталь одежды с меня — и вдруг одним быстрым движением переместил на постель, чуть потянув за лодыжки и не дав мне принять сидячее положение. Страх остро кольнул внутри, я резко поднялась на локтях, дернув ногами и попытавшись что-то сказать, но ладони Вердена мягко надавили на плечи, заставив снова опуститься на подушку.

— Сонь, просто ляг и расслабься, — тихо попросил он, выпрямившись и больше не нависая, и меня немного отпустило. — Ты же спишь на спине?

То сплю, а то… Его пальцы пробежались по моему животу, вызвав нервное хихиканье — щекотно и чувствительно очень! — и спустились на бедра. Чуть нажали, побуждая раздвинуть, потом Верден медленно наклонился, удерживая мои ноги в раздвинутом положении, потому что я догадалась, что он собирается делать, и дернула коленками, инстинктивно попытавшись закрыться.

— Ш-ш-ш. — Альбинос тихо засмеялся, и живот обожгло его дыхание, а я испуганно ойкнула, когда теплые губы прошлись по коже вниз. — Сонька, не вредничай, тебе хорошо будет… Очень…

От игривых ноток в слегка хриплом голосе мурашки встали на дыбы, как боевые кони при звуке трубы, и в хаотичном порядке рассыпались по всему телу, вызвав дрожь и замирание сердца. Язык Вердена нежно коснулся самого чувствительного места, медленно погладил, заставив выгнуться и зашипеть от неожиданности. Ё-о-о-о-о… Что он творит?! Это… слишком… Додумать не успела, потому как Тим продолжил, и от пронзительно-ярких новых ощущений дар речи отнялся, слова потерялись где-то по пути к горлу, а мои пальцы стиснули белые пряди, нимало не заботясь, что, возможно, причиняю боль их владельцу. Я куда-то улетала от того, что делал Верден, соображалка отказала, и осталось только чистое наслаждение. Я задыхалась от эмоций, извивалась, судорожно вздрагивала да стонала сквозь стиснутые зубы с каждой минутой все громче. И то, что лежала при этом практически на спине, мозг уже не фиксировал. Хотя сверху же ничего не давило… Верден чуть сжал зубы на пульсирующем бугорке, аккуратно и осторожно, и я вскрикнула, почти ослепленная вспышкой ощущений, неслабо тряхнувших тело.

— М-мать… что творишь?! — прохрипела я, часто сглатывая и пытаясь отдышаться, перед глазами плавали звездочки и круги.

— То, что нужно, — послышался довольный смешок, и в следующий момент Верден выпрямился, быстро избавился от белья, и пару мгновений спустя я оказалась сидящей верхом на альбиносе. — Последний раз делаю уступку твоим страхам, — шепнул он, придвинув меня ближе. — Хватит с меня нянькой подрабатывать… Хочу, чтобы ты сама мне доверилась и на спинку легла, — голос стал вкрадчивым, пальцы Тима сжали мою попку, и не давая времени осознать его слова, одним плавным, сильным движением он оказался внутри.

Мышцы послушно сжались, я резко втянула воздух, и ногти тут же впились в его плечи — хорошо, что теперь умею убирать следы собственной несдержанности, а то ходить бы Вердену полосатым, как зебра, постоянно…

— А будешь слишком долго думать, сам уложу, — закончил он неожиданно с широкой ухмылкой.

Мой возмущенный возглас утонул в жарком поцелуе, от которого все волоски на коже поднялись. И… все. Как всегда, нас подхватило, завертело и унесло, думать стало некогда, да и невозможно, ну и не хотела я, чего уж там. На сегодня достаточно размышлений и разговоров, и так всю душу и мозг вынес, упырь красноглазый.

Мне даже шевелиться было лень, я чувствовала себя воздушным шариком, из которого резко выпустили воздух. Опустошенная эмоционально и физически, я лежала на Вердене, щекой чувствуя, как все еще учащенно бьется его сердце, и страстно желая остановить время: в кои-то веки внутри царили умиротворение и покой. Пальцы Тима медленно провели вдоль позвоночника, я тихонько взвизгнула и чуть не подпрыгнула — знает же, гад, что после секса у меня эта часть тела наиболее чувствительная остается!