– О-о!

– И чем больше вы плачете – тем больше вы беззащитнее! – крикнул Слабачок.

– Но мы боимся!

– Боимся погибнуть!

– А вы не знаете, что трусость ведёт к гибели?!

– Мы ближе к гибели, потому что гибели не хотим, да?

– Вы ближе к гибели, потому что не хотите бороться с гибелью.

– Потому что они соглашаются с гибелью на свою погибель, – сказал кто-то из возросших.

– Нет!

– Нет! – отрицали крошечные.

– Вы не хотите погибели гибели! – крикнули уменьшенным из толпы возросших.

– Если гибель погибнет, то и мы не погибнем!

– Значит, мы не против, чтобы погибла гибель!

– И ещё: мы не хотим погибели каждому и из нас… и из вас…и из всех из нас!

– Да! Не хотим, как и вы между прочим! – защищались смело маленькие трусишки против возросших.

– Но никого никто из вас не защитит! – продолжали обличать большущие.

– А вот каждый из нас может свою жизнь щитом выставить перед жизнью каждого. – поставили себя в пример большущие.

– А может гибель это не гибель вовсе?! – вдруг ссутулившись, усомнились уменьшенные трусишки.

– А может гибель нас возьмёт и пожалеет?! – с надеждой предположили-вопросили они же.

– Жалость палача – это быстрая казнь, – сказали жестокую правду из выросших.

– Ой, ой! – совсем расплакались те, которые не защитят.

И кучка трусишек ещё уменьшилась в росте. Они ещё больше тряслись и плакали и ни на что уже не отвечали.

Победа жертв. Второе нашествие

День изо дня ждали врага. И вот ударами шагов своих возвестил Гпаук о возвращении своём для реванша своего.

Знал Дрым-Брым, что не удастся ему уже никого обмануть, и поэтому не зигзагами шёл, а напрямую, не отходя в сторону ни на шаг, к злейшим, ему невидимым врагам его, сотворённым им самим! Поэтому грохот приближался уже только с одной стороны.

Настолько уже приблизился злодей, что земля не дрожала даже, а сотрясалась так, что муравьёв высоко подбрасывало и они, падая, больно ударялись о землю.

А Слабачок влез на башню свою, на ту, что достигает небес, и стал ждать. Когда весь Дрым-Брым выплыл из-за горизонта, то оказалось, что к его лапам привязаны огромные валуны. Ясно Слабачку стало, что и злодей неплохо подготовился к битве. Этими валунами, видимо, страшный паук решил сокрушить исчезающую в небесах ниточку-башню. Недаром лишился лапы негодяй и остальные изранил все. Понял подлый, что идёт он не на прогулку весёлую, а на самую свою большую битву и хоть с врагом малым, что и не разглядеть, но с силой у этого врага неведомой, с силой, калечащей, страх, даже в него, вселяющей.

Идет Гпаук и видит, что ещё какие-то ниточки из земли торчат, наверно, такие же каменные, как и та нитка первая? Донебесная! Подумал Дрым-Брым, что что-то задумал новое (ой! И, наверно, больное!) микроб-муравьишка Слабачок!

Поравнялся с башней Дрым-Брым.

– Вижу, что что-то новенькое ты, муравьишка-пылинка, придумал! Но я, как видишь, на печке не спал, а, как вас всех раздавить да не порезаться, придумывал.

А Слабачок в ответ закричал злобно и насмешливо, и новые башни, стоящие кругом, его писклявенький тонюсенький голосок отразили громами и басами! Голосок его загрохотал так, что вздрогнул Гпаук и закрыл лапами уши.

– Снова явился, громила многолапая? Понравилось о башню стучаться – лап лишаться? – каждое слово устрашающе многократно повторялось. – Так давай, начинай, лапищи оставляй! На брюхо снова упадешь, на брюхе скакать будешь, не наскачешься.

– Смейся-смейся, микроб. Теперь мне о тебя, микроб, не обрезаться. Я валунами башни изломаю. Вас всех под их обломками оставлю.

– Так давай и выясним, чья похвальба не похвальбой, а правотой окажется, – кричал-оглушал Слабачок. Взял и вырвал из башни камень. Оказалась пустота в башне, но башня не шелохнется. А Слабачок этим камнем в паука бросился. А пока камень летел, стал камень во сто крат больше и горящим. Ударил камень паука. Сделалась пауку боль от удара и от ожога. Зарычал паук. А Слабачок вырвал ещё один камень из башни и опять бросил в паука. Снова камень вырастает, возжигается и в паука врезается. Снова паук взревает от боли!

Не бывало такого, чтобы Дрым-Брыму кто-то сопротивлялся. А тут он уже сам второй раз страдает от какой-то мизерной многолапки и от каменной нитки до небес! Съест он, проглотит и не заметит этого негодника, который смеет делать ему боль!

Набросился чудовищ на башню и ударил её уже не лапами, а валунами на цепях. Но не дрогнула башня, хотя и тонка была безмерно и лишена камней нескольких. Тогда по меньшим башням ударил ГНегодяй. Но ни одна из малых башен не дрогнула. Даже кусочка ни от какой не откололось. А, наоборот, от ударов его страшных стали трескаться валуны его гигантсие да взрываться-разрываться на кусочки на маленькие. А полетели те кусочки-осколки не во все стороны, а только в сторону Дрым-Брыма. Вонзились в него глубоко и не очень. Настигла Гпаука новая боль.

От страха животного и боли дикой обострилось зрение злодея. Теперь и микроскоп ему не понадобится. Обратил он свои глазищи вверх, увидел на этой башне точку черную и разглядел в ней главного врага своего – муравьишку-строителя. Ладно, раз не может он башню раздробить, не может по башне подняться, тогда до врага своего чем-нибудь дотянуться попробует. Вырвал сосну высокую Дрым-Брым и ударил ею по черной точке на тонюсеньком прутике, уходящем ввысь. И как лапа его при первой попытке, так и эта сосна сейчас о башню разрезалась, а башня снова даже и не дрогнула!

Муравьишка тоже ущербом не одарен. Он только ниже-ближе к чудовищу спускается. Стало различать чудище головку его и лапки мизерные.

– Неужели ты, вошь, спускаешься ниже, чтобы сразиться со мной?

– Спускаюсь-приближаюсь, чтобы не стало тебя! А уж, как там и чем там сразиться, побиться, подраться, побороться, потолкаться, поплеваться, пощипаться самому или кого другого наградить этой радостью – это уж, как получится.

– Если бы ты был больше, я бы схватил тебя и каждый день ел по одной твоей лапке. Но ты настолько мал, что я тебя могу только или раздавить, или проглотить, но, увы, и не почувствовать! И сейчас я тебя раздавлю или!..

Попытался Дрым-Брым поймать или раздавить Слабачка на башне. Конечно, ему раздавить больше хочется. Протянул он к Слабачку на башне лапу свою, да вдруг почувствовал, что кто-то эту его лапу схватил и не отпускает. Вырываться попытался Дрым-Брым. Но высвободиться у него не хватало и всех его необъятных сил. Казалось злодею, что он к чему-то прилип. А тут перед ним стало что-то и что-то вырастать. Это оказалась лапка Слабачка. Росла-росла она и выросла до огромности гигантской лапы самого Гпаука. Вырывался злодей, вырывался, да вдруг испугался. Подумал злодей, что ему уже от жертвы своей не высвободиться.