На пороге гостиной показалась Антонида Витальевна со стаканом воды на подносе.

– Чай готов? – спросила Глория.

– Закипает. Я заварю на всех… – она переводила растерянный взгляд с дочери на странных гостей. – Кто вы такие? – запоздало осведомилась она.

– Мы ведем частное расследование…

Эта фраза, произнесенная с особым значением, сказала Кравцовой гораздо больше. Она сразу догадалась, кто нанял этого симпатичного молодого человека и его элегантную спутницу. Конечно же Морозов, по ее настоятельной просьбе. Она вспыхнула от радости, кивнула с видом заговорщицы и подала дочери воду, помогая ей сделать пару глотков. Немного воды пролилось на подбородок Марианны, и она вытерлась тыльной стороной ладони. Ее пальцы дрожали.

– Успокойся, доченька, теперь все будет хорошо, – заворковала над ней мать. – Эти люди желают тебе добра. Не бойся их.

– Оставьте нас, – строго потребовал Лавров. – Нам необходимо поговорить.

– Иди, мама…

– Займитесь чаем, – ободряюще улыбнулась Глория. – И бутербродами, если не трудно. Нам всем не помешает подкрепиться.

– Вы правда врач?

– Да. Не волнуйтесь, Марианне уже лучше. Это был нервный обморок. Я вас позову, когда мы освободимся.

Кравцова бросила вопросительный взгляд на дочку. Та утвердительно прикрыла веки и повторила:

– Иди, ма…

Когда та неохотно удалилась, Лавров придвинул кресло и уселся напротив Марианны, заложив ногу на ногу. Глория опустилась рядом на краешек дивана.

– Вы не все рассказали мне в прошлый раз, госпожа Ветлугина, – заявил начальник охраны.

– Риск слишком велик, чтобы и дальше играть в молчанку, – добавила Глория. – Полуденный Демон не знает пощады. Он придет за вами… и вы не спасетесь. Как не спаслись ваш муж и садовник.

Марианна едва слышно вскрикнула и прижала ладонь ко рту.

– Кто… кто сказал вам… о Полуденном Демоне?

–Мы знаем больше, чем вы ожидали, – ввернул Лавров. – Ваша скрытность на руку только убийце. Фактически вы его покрываете. Должно быть, вы сообщники. Иначе как объяснить ваше поведение?

– Я… – у нее перехватило дыхание, и она запнулась. – Я подозревала Бориса… пока он сам не погиб…

– Расскажите нам все по порядку, Марианна.

На ее лице отразились мучительные колебания, но в конце концов она решилась. Пережитый сегодня страх напомнил ей о том, что они с матерью тоже могут оказаться жертвами. И что никакая тайна не стоит того, чтобы потерять жизнь.

– Муж… ужасно боялся Полуденного Демона, – после паузы призналась она. – Он говорил об этом только однажды… когда много выпил и у него развязался язык. Он надеялся откупиться от смерти…

– Чем? Деньгами?

– Что вы… нет. Он приносил жертвы Полуденному Демону. Та комната… помните, я водила вас туда? – Она перевела глаза на Лаврова. – Муж говорил, что Полуденный Демон кормится сексуальной энергией… флюидами извращенной любви. Поэтому мы… занимались сексом только там.

– В самом деле? Вы таким образом жертвовали Полуденному Демону?

– В той комнате висит… висело изображение Демона. Белая фигура с косой, похожая на Смерть, как ее рисуют мистики. Трифон чуть ли не молился на нее…

– Не припоминаю такого изображения, – наморщил лоб начальник охраны.

– Его там больше нет. После гибели мужа я его сожгла… оно наводило на меня ужас…

– В чем вы подозревали садовника? – спросила Глория. – В убийстве Ветлугина?

– И в этом тоже. Я чувствовала: их с Трифоном что-то связывало… очень крепкие узы. Сначала я приняла их за тайных любовников, геев. Но потом убедилась, что ошибаюсь. Они были такими разными, – по всем статьям, – однако их, несомненно, объединял какой-то общий стержень. Муж никогда не говорил со мной о Борисе. Сам садовник тоже отмалчивался. Я его боялась. Он казался мне монстром под личиной человека. Как будто он знал и понимал то, чего я не могла ни знать, ни понимать. Он следил за мной, ходил по пятам…

– Зачем?

– Думаю, по поручению мужа. Я ощущала себя пленницей.

– Добровольной пленницей, – подчеркнул Лавров.

Она порозовела, разгорячилась. От дурноты и беспамятства не осталось и следа.

– Вы правы. Я жила по принципу «жена да убоится мужа своего». Разве не так завещало нам Святое Писание?

– Вы верующая?

– Нет. Но семейные заповеди относятся не к вере, а к морали. Ветлугин называл меня «дочерью Евы». Он разделял женщин на две категории: «дочери Евы» и «дочери Лилит». Первые подчиняются морали, а вторые попирают ее. За что и наказаны Богом.

– Вижу, вы с Ветлугиным практиковали богословские диспуты, – усмехнулся Лавров.

Глория почти не принимала участия в этом быстром, напряженном диалоге. Она больше слушала.

– Почему вы не уволили Бориса, как только…

– Я уже отвечала на этот вопрос, – перебила Марианна. – Я пыталась понять, как он попал в наш дом. Почему врет, что познакомился с Трифоном случайно? Кто он вообще такой?

– Вы следили за ним?

– Я выжидала… я была уверена, что Борис как-нибудь себя проявит.

– Дождались?

– Представьте, да. Недавно он тайком залез в дом, направился в кабинет Трифона и все там перерыл. Это было ночью. Он явно что-то искал.

– Нашел?

– Не знаю… полагаю, нет. Иначе он бы сразу уехал.

– С чего вы взяли?

– Мне так кажется… Уж очень подозрительно вел себя Борис. Он боялся увольнения, не хотел потерять доступ во двор, в дом, в подсобные постройки. Наверное, он стащил дубликаты ключей.

– Вы застали его ночью в кабинете мужа? – встрепенулась Глория.

– Да… но я не стала поднимать шум и ничем себя не выдала. Позволила Борису уйти тем же путем, каким он вошел. Я надеялась, он приведет меня к разгадке.

– Разгадке чего?

– Смерти Ветлугина. Меня до сих пор преследует мысль, что Трифон заплатил жизнью за некую тайну. Он что-то скрывал от всех, прятал. И садовник догадывался об этом.

Лавров побеседовал с рощинским участковым, навел справки о садовнике Ветлугиных и убедился в правильности своей догадки. Борис был родом из поселка под Липецком. Это полностью подтвердило, что он и работник покойных Сухомлининых – одно и то же лицо.

– Значит, садовник не нашел того, что искал… – задумчиво произнес Лавров. – Что это могло бы быть? Деньги? Документы? Какая-нибудь ценность?

– Понятия не имею. После похорон Трифона я сама, комната за комнатой, обыскала дом, – смущенно призналась Марианна. – Ничего достойного внимания мне не попалось.