– Горец? Это Карлос что ли?

– Да какой он, нахер, Карлос… Это Андрюха его так назвал, потому что он на мекса похож. Горец он, Закава, это срез такой, специфический. Настоящее имя никто не знает, кроме Андрюхи, может быть. Боги не велят, или кто там у них… да мне пох, Карлос и Карлос. Но ты с ним аккуратнее, у него в башке пиздец какие тараканы пасутся. Зарежет, и не поймёшь, за что.

– Да мне с ним общаться как-то незачем…

– Это ещё кто знает, – туманно ответил Пётр и сменил тему. – Не поможешь «Ниву» глянуть? Андрюха говорит, ты по механике волокёшь? Я-то так – свечи проверить и колёса поменять, а тут какая-то нездоровая херотень по передку: чот вправо тащит и звук какой-то… Кройчик как назло накидался вчера, теперь два дня болеть будет, придурок. Нежные они, грёмоёбы эти.

– Да не вопрос, давай глянем.

Я тоже достал ремонтный комбез и переоделся, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Криспи. Она так и не ушла, сверлила меня странным взглядом. Вот привязалась же, пялится и пялится! Аж неловко – мало ли что у неё там в пустом мозгу перемкнёт.

Завели «Ниве» под порог хайджек, подпёрли колёса другого борта башмаками и вывесили передок. Я присел на корточки и покачал колесо. В вертикальной плоскости обнаружил ожидаемый люфтец. А что вы хотите, такой вылет дисков ставить? Подшипники ступицы работают «на излом», изнашиваются быстро, сама ступица протачивается… Попросил Петра нажать тормоз, чтобы исключить ступичный люфт, и покачал в горизонтальной плоскости – ну, тут более-менее терпимо, чуть-чуть кулаки рулевые свободноваты, но поездит ещё. Отпустил тормоз, воткнул передачу – покрутил колесо туда-сюда. Ага, тут тоже нехорошо, пожалуй. Не распрягая привод, определённо не скажешь, но, похоже, что ШРУС уезжен.

– Трещит, – спрашиваю, – на поворотах?

– Ага, есть такое! – отвечает Пётр.

Но почему в сторону-то тащит? От ступичного люфта не должно… Скинул, матерясь, колесо – ну вот к чему этот половой гигантизм-то? Болотоход из Нивы всё равно никакой, тяги не хватает…

Ну да, ну да. Проставки тут, проставки сям, разнеможные амортизаторы с длинным ходом… А вот и последствия: лонжерон треснул над гнездом пружины, и хорошо так разошёлся – палец ещё не всунешь, но отвёртка уже влезет. Жёсткость потеряна, передок сам себя рулит отдельно от машины, вот её и тащит с курса. Перестарался кто-то с лифтом и аксессуарами. Тут одна лебёдка с таранным бампером килограммов пятьдесят весит, плюс защита моста – всё это повисло на передке, подвеска лифтованная жёсткая, скакнёшь на такой с трамплинчика в лихом джиперском угаре – и опаньки, лонжерону конец. Не стоит из кроссовера сверхпроходимца городить, не на что в нём опереться. Тут рама настоящая нужна.

– Что, совсем жопа? – расстроился Пётр.

– Ну, в принципе, излечимо… – задумался я. – Раскидать передок до кузова, проварить лонжерон с накладками, обварить, усилить… Но всё равно, экстремальные подвиги уже не для неё, слабое место будет. Только это кусок работы – дня на три, если упереться.

– Да, эт херово… Нам же надо… – он осёкся. – Ладно, пусть Андрюха думает, на то он и начальник.

Поставил колесо назад, ещё раз помянув добрым словом мегаломанию тюнингаторов, прикрутил. Опустив, затянул гайки.

– Своим ходом-то пойдёт? – спросил Пётр.

– Пойдёт, если не быстро и аккуратно. Слушай, а где бы тут руки помыть? И вообще помыться? Я санузла обыскался сегодня…

– А, – засмеялся Пётр, – ты просто приколов местных не знаешь! Пошли, покажу!

Я взял из рюкзака свежее бельё и полотенце, прихватил шампунь и отправился за Петром в дом. За нами тенью тащилась Криспи, которая всё это время так и простояла, глядя, вероятно, на мой торчащий из-под переднего крыла Нивы зад. Тьфу на неё.

Пётр отвёл меня обратно комнату и там торжественно, несколько рисуясь, дёрнул вверх незаправленную кровать. Та неожиданно поднялась вертикально, а бельё на ней стремительно смоталось вниз в компактный рулон и исчезло где-то в полу. Сама кровать втянулась в стену в углу, а на её место выехал прозрачный стеклянный сектор, где за стеклом гордо стоял унитаз, а вверху красовался душевой распылитель. По крайней мере, он был на него похож.

– Это, получается, захотел ночью встать поссать – кровать собирай?

– Ага, – подтвердил Пётр, – так у них тут устроено. Хрен его знает, почему. Потом задвинешь это вот так, – он показал жестом куда нажимать, – и кровать появится снова, уже заправленная чистым. Да, душ включать – на стене пластина. Ведёшь влево – холоднее, вправо – теплее. Со сральником сам разберёшься, дело нехитрое. Спускайся потом вниз, как раз все на завтрак соберутся.

Пётр ушёл, а вот Криспи – нет. Так и торчала посередине комнаты, сверля меня взглядом. Я не то чтобы очень стеснительный, но тужиться на унитазе под пристальным взглядом девушки, какой бы ёбнутой она ни была, это как-то не по мне. Стеклянный санузел, знаете ли, не для компаний.

– Иди отсюда, а? – попросил я её без особой надежды. – Дай посрать по-человечески? Без зрителей?

Нет, стоит, глазищами зыркает. И что с ней делать? Нашла себе цирк. Показал жестами, уж как мог: «вали отсюда, вон там дверь» – не реагирует. Да что ж такое? Взял её осторожно за плечи, повлёк к двери – клянусь, вообще без малейшего насилия! Буквально обозначил направление, никак не мог сделать больно! Но Криспи вдруг взвыла дурниной, как будто я её раскалённым железом прижёг, и, рванувшись, вылетела в дверь, которая, однако, успела перед ней распахнуться сама. Передо мной, кстати, не распахивалась, я руками открывал!

Топот и подвывания удалились куда-то вглубь дома, дверь закрылась и я, убедившись, что всё успокоилось, перешёл, наконец, к гигиеническим процедурам. Нет, никогда мне не понять женщин – даже если у них вместо мозгов подгорелая манная каша.

Спустившись вниз, обнаружил всю компанию за столом. Я-то уже позавтракал, а они только начинали наворачивать – остатки вчерашнего мяса, сухие хлебцы, сыр… В общем, сухомятка. Я, пожалуй, только выиграл, обойдясь своими запасами. Все были одеты по-походному, даже Пётр переоделся в военные штаны, берцы и разгрузку поверх майки цвета хаки. Только горец по-прежнему был в чёрной клёпаной коже, но может у них так принято. У всех пистолеты, все деловиты и собраны, едят быстро – чувствуется, что вот-вот пора выступать.

– А что это Криспи там завывала? – поинтересовался Андрей, не прекращая жевать. – Обидел чем?

– Это любовь! – заржал в ответ Пётр. – Она в него втрескалась! Ходит по пятам и глаз не сводит! Ну, точно любовь!

Я только плечами пожал: