— Эй, привет.

— О… привет.

— Мы не виделись много лун.

— Да, — засмеялась я.

— Удивительно, что ты здесь.

— Я знаю Молли.

— А кто ее не знает? — и мы снова засмеялись.

Он оглядел меня с ног до головы, насколько было возможно в этой толчее, а потом спросил:

— Помнишь, как мы подрались с Доном Даулингом?

У меня вытянулось лицо, и я тихо ответила:

— Да, помню.

— А ну рассаживайтесь все побыстрее, а то ни черта не видно! — проревела Молли, перекрывая шум, и Тед Фаррел, взяв меня за руку, поинтересовался:

— Как это она всех рассадит — посадит одного на другого? В любом случае я сяду рядом с тобой, — и он помахал пальцем перед моим носом. — А чем сейчас занимается Даулинг?

— Не знаю. Более того: мне это абсолютно безразлично.

— Ага, вот значит как?

— Вы знакомы? — спросила Молли, протискиваясь мимо нас, и Тед ответил:

— Я бы сказал, да. В свое время я сражался за эту леди. Это была война еще до войны.

Некоторое время Молли стояла, переводя взгляд с меня на Теда и обратно, потом засмеялась своим глубоким смехом и заметила:

— Мир тесен. И что мне, черт побери, делать с такой оравой? Всех их я не приглашала — это я точно помню. Нас должно было быть всего двенадцать, а здесь человек тридцать, не меньше. Хватит ли нам еды?

— Сомневаюсь, — произнесла я.

— Тогда кому-то надо грабануть магазины.

Набег на магазины совершил Тед. Он был сержантом, а сержантам такое неплохо удается. Он взял меня с собой и оставил в джипе на одной из боковых улиц, пока сам подчищал прилавки. Он вернулся с трофеями в мешке, и на обратном пути мы смеялись громко и долго.

Позднее, по причине нехватки стульев и места вообще, я уселась к нему на колени, обняв его за плечи. Тед обнял меня за талию. Мы ели, и пили, и пели. В восемь часов вечера я вспомнила о Констанции и сказала себе: еще полчаса — не больше.

Полчаса истекли; Додди читал стихи, все разговаривали, смеялись и не обращали на чтеца никакого внимания. Он стоял посреди комнаты, а вокруг его ног сидели гости. Додди выпил больше обычного. Время от времени кто-нибудь орал: «Тсс! Давайте послушаем его». В одну из таких минут затишья я услышала, как Додди говорил:

— Я-то сам из Ноттингема. А вот откуда эти бессмертные мысли?

В другой раз он, раскрыв руки и глядя на сидевшую на коленях Джеки Молли, закричал:

Нимфа, возврати скорей

Радость вешних юных дней,

И распутные желания,

И улыбку обещания.

— Да ну тебя к черту, Додди! — прокричала в ответ Молли, и он засмеялся. Но потом опять процитировал некое загадочное четверостишие:

Струится сквозь меня

Рекой за веком век,

Начало всех начал

Я, Бог и человек!

— Стукните кто-нибудь этого придурка! — закричал кто-то. — За вечер он уже нам надоел!

— Оставьте его в покое, — повелительно произнесла Молли.

— Неужели он не действует тебе на нервы, черт побери?

— Когда он хватит лишнего, с ним такое бывает.

— Боже, во заносит некоторых! Убаюкайте его кто-нибудь!

Когда разговор на какое-то время затих, я услышала, как Додди цитирует очередной пассаж:

— «Это целомудрие, брат, целомудрие. Женщина, которая обладает им, закована в железобетонные доспехи».

Послышались громовые раскаты смеха, утопившего на какой-то миг все остальные звуки, но Додди продолжал говорить. Мужчина, который обозвал его придурком, уже не мог сдерживаться: он встал и выплеснул содержимое своего бокала в лицо Додди.

На какую-то долю секунды в комнате воцарилась мертвая тишина. Додди медленно, с глупым выражением лица вытер пиво. В следующий момент, подобно урагану, Молли набросилась на обидчика:

— Убирайся отсюда, ты, педик паршивый, в моем доме ты не посмеешь никого оскорблять!

— Но, Молли, он же сведет тебя…

— Убирайся! Я тебя не приглашала. И ее прихвати, — Молли мотнула головой в сторону девушки, сидевшей на его коленях, и пара, сопровождаемая гулом голосов, покинула дом. Атмосфера изменилась; прежнего веселья было уже не вернуть. Я снова вспомнила о Констанции.

— Мне надо домой, Молли, — сказала я, подойдя к ней.

— Да, уже поздно, наверное, тебе уже и правда пора. Кто будет тебя провожать? Ты не очень-то крепко стоишь на своих шпильках.

Я глуповато хихикнула и уже собиралась было сказать: «Сама пойду», как Тед Фаррел, положив руку на мое плечо, заявил:

— Не бойся, я доведу ее до дома.

И Тед проводил меня. Я держала его за руку. Мы то пели, то смеялись. На углу улицы я остановилась.

— Дальше я сама.

— Так увидимся завтра?

— Да, Тед, завтра.

— Поцелуй меня, Кристина.

— Подожди до завтра.

— Это долго, Кристина.

— Не сейчас, Тед. Завтра, — я отстранилась. — Спокойной ночи, Тед.

Направляясь к дому, я старалась идти не шатаясь. На пороге дома Паттерсонов кто-то стоял. Я поняла, что это Сэм.

— Это ты, Сэм? — спросила я, но он не ответил. Я засмеялась, пожелала ему спокойной ночи и вошла в дом.

На кухне сидел и ждал меня отец. Глядя на него, я немного протрезвела и, снимая пальто и шапку, попросила его:

— Только не надо ничего говорить, папа. Не надо.

— Ты знаешь, что у тебя есть ребенок?

— Знаю, папа, знаю, — мой ответ прозвучал весело и беспечно.

— Она все глаза проплакала из-за тебя.

— Когда-то ей придется обходиться и без меня. Я неправильно воспитывала ее — за все эти годы не отходила от нее ни на шаг.

— Ты не имеешь права обременять миссис Паттерсон.

— Ей нравится заниматься с Констанцией.

— Ей нравится заниматься с Констанцией, потому что она хочет обратить ее в чертову методистскую веру.

— Если она вырастет похожей на миссис Паттерсон, то это не так уж плохо.

— В следующий раз, когда ты уйдешь из дома на целый день, я отправлю ее к тете Филлис.

Я резко повернулась к нему и, поскольку меня немного качало, ухватилась за стол. Однако голос мой был ровным, беспечные нотки исчезли.

— Попробуй. Попробуй сделать это, отец — и я уйду. Знаешь, меня ничего не остановит. Я могу забрать Констанцию и покинуть этот дом хоть завтра. Попробуй отвести ее к тете Филлис хоть раз, — я дернула головой, подчеркивая последние два слова, — и я уйду. Я могу найти себе работу, собственно говоря, я буду искать ее в любом случае. Если я и останусь здесь, все равно буду искать работу, но это произойдет быстрее, чем ты думаешь, если ты попытаешься отвести ее к тете Филлис.

Я победила его, и он знал это.