Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мясо, – бормотал сиреневый Петруша, осоловело глядя перед собой. – Мясо…
Сделав три глубоких затяжки, Нина открыла глаза и сочувственно посмотрела на Сергея.
– Как ты с ним работаешь-то, бедный? – она кивнула на Илюшина.
– Три пачки в день уходит, – скупо пожаловался Бабкин. – И без этого никуда, – он выразительно щелкнул себя по горлу.
– Понимаю. А сбежать?
Горькая усмешка тронула губы Сергея. «От такого разве сбежишь», – говорила она.
– Тоже верно, – вздохнула Нина Борисовна. – Эх и тяжко ж тебе приходится. Жена-то есть?
– Имеется.
– Значит, утешить есть кому. И то ладно.
Петруша покачивался на табуретке, обхватив голову руками, и что-то бормотал. Гриша отклеился от холодильника. Он смотрел на часы расширенными глазами и, кажется, пытался усилием мысли повернуть время вспять.
– Четыре года накоплений в чужой сортир спустили, – сказала Нина, не жалуясь, а констатируя факт. – Одна радость: Кожемякин не догадывается. Эх, и хохотал бы он сейчас, ирод.
– А вы его, случаем, не прибили? – поинтересовался Илюшин.
Женщина подняла на него измученный взгляд.
– Давно хотел спросить, – объяснил Макар. – Сейчас как-то к слову пришлось.
Нина покачала головой:
– Зачем мне его прибивать… Шатается он, поди, где-то. Эх, я ведь как нарочно в тот вечер деньги большие из кошелька переложила к дрожжам! Дай, думаю, перестрахуюсь. Вот вам и страховка.
– Так вот вы почему кошелек уронили, – сообразил Илюшин. – Вы купюры из него доставали!
– Доставала, – вздохнула Нина. – Лучше б не трогала. Хоть что-то бы сохранили.
Григорий тем временем от молчаливого гипнотизирования реальности перешел к каким-то заклятиям. С губ его срывалось неразборчивое бормотание, пальцы шевелились, словно он плел ловчую сеть.
– Выпей, братец! – окликнула его Нина. – Что уж с тебя, дурня, взять. И сердиться-то я на вас не могу, сама виновата. Предупредить надо было.
Григорий дернулся и перевел на нее осоловелый взгляд.
– Нин, а Нин…
– Что тебе, горе мое луковое?
– А как ты думаешь…
Григорий снова оборвал свою речь. Слова выдавливались из него порционно, как из банки с дозатором.
– О чем? – кротко спросила Нина.
«Ай да женщина! – восхитился Бабкин. – Эти два остолопа выкинули все ее накопления, а она их не ошкурила и даже на лапшу не порубила».
– А как ты думаешь, – сделал Григорий третий подход, – эта коробка из-под дрожжей… Она долго размокает?
3
– Поверить не могу, что мы это делаем, – сказал Сергей Илюшину.
– Ты радуйся, что мы не делаем этого на постоянной основе, – отозвался Макар.
– Типун тебе на язык!
– К тому же, – продолжал Илюшин, морща нос, – у нас с тобой самая чистая работа. Ты мог бы стоять в первых рядах, как многострадальный Григорий.
– Григорий заслужил, – проворчал Бабкин. – А я вообще не при делах.
Да, с какой стороны ни глянь, Сергей Бабкин не имел никакого отношения к общему решению пойти и вылавливать дрожжи. А самое главное, и не желал иметь. Но Макар Илюшин загорелся этой идеей, радовался как ребенок, говорил, что он не может уйти, потому что кто-нибудь обязательно шмякнется в кожемякинский сортир и вот тогда-то начнется настоящее веселье.
К концу его зажигательных речей Нина Борисовна взглядывала на Бабкина не просто сочувственно, а уважительно. Сергей старался не выпячивать героически подбородок, хотя очень хотелось. Эти люди с Илюшиным плотно пообщались всего час, а он с ним проводил все рабочее и половину свободного времени.
– Если нас застанут за чисткой чужого сортира, стыда не оберешься, – бормотала Нина Борисовна на пути к месту назначения. Петруша стоически молчал и только прерывисто вздыхал время от времени.
– Я однажды смотрел мультик про трех мартышек, – сказал Илюшин, перелезая через забор. – Там одна мартышка повисла на дереве, дала руку второй, за вторую зацепилась третья, и все это чтобы достать из бурного потока банан, застрявший среди камней.
– И что? – заинтересовался Григорий.
– А потом подкрался зловредный заяц и пощекотал подмышку той обезьяне, которая цеплялась за ветку.
Взгляд Илюшина мечтательно затуманился.
Нина посмотрела на Бабкина и сложила ладони в молитвенном жесте:
– Держи ты его при себе, христом-богом тебя прошу!
– Постараюсь! – пообещал Сергей.
Ну и как после такого уйти?
Пятнадцать минут спустя Сергей Бабкин засмеялся.
– Ты чего? – обернулся Илюшин.
Бабкин засмеялся громче. Он вспомнил настрой, с которым отправлялся в Шавлов. «Раки! Девахи! «Метеоры» снуют! Бабки воблой торгуют!» Размечтался, балбес! Забыл, с кем поехал в эту дыру? Вот и получай чужой сортир среди ночи и сумасшедшее семейство, которое единственную бабку, от которой можно было ожидать воблы, и ту угробило!
– Ненавижу я тебя, – искренне сказал он Илюшину. – Ты мне всю жизнь загубил, скотина. Вот чем я занимаюсь?
– Сокровища ищешь! – пожал плечами Макар. – А чего ты хотел? Жизнь золотоискателей была полна трудностей.
– Начнем с того, что я не собирался быть золотоискателем!
– Человек предполагает, а Бог располагает.
– Ты меня в это втянул! – прошипел Бабкин.
– Не так глубоко, как мог бы! – заверил Макар.
Сергей заткнулся. Вот уж с чем действительно не поспоришь. В этом отношении Илюшин был награжден выдающимися способностями.
Он покрутил головой, разминая шею.
Вокруг дышала любопытная ночь, склонялась к ним, словно желая проверить, чем это они занимаются. И в ужасе отшатывалась. Даже комары разлетелись, как только компания золотоискателей приступила к делу, и теперь выводили в кустах возмущенные рулады.
Бабкин сразу предложил вызвать ассенизаторов. Но Сысоевы встали насмерть. Никогда! Такой позор! Их ославят на весь городок! Посмешищем будут!
Что, лучше заначки лишиться, язвительно спросил Бабкин.
И понял по их лицам, что да, лучше.
Да вы с ума сошли, воззвал он к их разуму, ну посмеются над вами, подумаешь! Сами же сделаете из этого дурацкую байку, и все обойдется!
Ты сам-то в состоянии сделать из этого дурацкую байку, мрачно поинтересовался Григорий.
И Бабкин заткнулся.
А вот Илюшин веселился от души. Выяснилось, что Сергей недооценил, какой от него может быть вред. Макар фонтанировал идеями. Для начала он предложил бросить внутрь Гришу на веревке и не вытаскивать, пока тот не обнаружит искомое. Когда Гриша наотрез отказался от этого заманчивого предложения, Илюшин, ничуть не огорчившись, посоветовал бросить его туда без веревки.