Несколько минут проходит без ответа, поэтому я перекатываюсь на бок и начинаю листать новостную ленту Facebook[9]. Джуд забирается на соседнюю подушку, а я подпираю голову рукой, лениво просматривая публикации.

Дин: Можно же было хоть записку оставить. Я не ожидал, что проснусь один.

Я медленно закрываю глаза и обдумываю свой ответ.

От стыда внутри все сжимается, когда перед глазами всплывают воспоминания, как проснулась в панике, полуголая и в объятиях Дина Ашера.

Я отмахиваюсь от них.

Я: Прости. Не ожидала, что останусь так надолго и запаниковала. Я не хотела тебя волновать.

Дин: Запаниковала из-за собак или запаниковала из-за меня?

Черт.

Я выключаю телефон и переворачиваюсь на спину, запуская пальцы в волосы и шумно выдыхая воздух. Хочется сказать ему, что ночью все кажется идеальным и правильным, когда мы наедине в темноте и наши стены опущены.

Но в холодном свете дня реальность обжигает меня и будит, как ведро ледяной воды. Стены поднимаются вновь – кирпичик за кирпичиком, слой за слоем, защищая меня и ограждая от опасности.

Однако стены созданы человеком. Они трескаются и осыпаются. Им суждено пасть.

И мне страшно увидеть, когда осядет пыль, кто продолжит пробираться через завалы… а кто сдастся.

«Мужчина сбежал от похитителя после двадцати двух лет заточения».

От заголовка у меня перехватывает дыхание, когда я сижу с родителями за обеденным столом и отвлекаюсь на свой телефон.

«Полуобнаженный мужчина, обнаруженный на обочине Эббингтон-роуд недалеко от Пембрука, был идентифицирован как тридцатилетний Оливер Линч – мальчик из Либертивилля, который пропал четвертого июля почти двадцать два года назад».

Статья сопровождается фотографией мужчины, без футболки и покрытого кровью, который лежит в позе эмбриона на заснеженной обочине.

Сердце сжимается. Двадцать два года. Двадцать два года.

– Кора, милая? Ты в порядке? Ты почти не притронулась к еде.

Я сглатываю, глядя на свою мать широко раскрытыми глазами. Пытаюсь сформулировать слова, но желчь подкатывает к горлу.

– Вы видели выпуск новостей о пропавшем мальчике, которого нашли спустя двадцать два года?

Родители пронзают меня сочувствующими взглядами, и мой отец прокашливается.

– Утром показывали по новостям.

– Какой ужас, – добавляет моя мама, накалывая горошек на вилку. – Просто чудо, что мальчик выжил.

Я моргаю.

Но так ли это?

Я не могу не задаться вопросом, не жалеет ли он, что вообще выжил. Меня не было всего три недели, и я все еще не могу избавиться от кошмаров и навязчивых воспоминаний. Я пыталась покончить с собой.

Как он сможет когда-нибудь преодолеть свою травму и вести нормальное существование?

– Извините, – бормочу я, отодвигаясь от стола, и поспешно сбегаю наверх, в гостевую спальню. Я сворачиваюсь калачиком под одеялом, делаю скриншот статьи и отправляю его Дину. Я так и не ответила на его последнее сообщение, и оно висит между нами, как и множество других неотвеченных вопросов и пугающих неопределенностей.

Дин читает сразу, но молчит целых десять минут.

Дин: Кошмар. Вот уж точно – все познается в сравнении.

Я: Он бы счел нас счастливчиками:(

Проходит еще несколько минут, прежде чем телефон снова сигналит.

Дин: Кстати говоря… Ты видела, что еще выяснилось по нашему делу?

Я замираю, уставившись на его вопрос, мое тело немеет. Я ничего не видела – на самом деле, я уже на автомате прокручиваю все посты и статьи, в которых мелькает имя «Эрл».

Я: Нет…

Всего через пять секунд приходит скриншот и медленно загружается. Я увеличиваю масштаб, чтобы прочитать заголовок:

«Объявилась жертва Эрла Тимоти Хаббарда, также известного как „Сводник“».

Я перечитываю снова. И снова.

Внутри все переворачивается от нежелания этому верить. Есть еще одна жертва… живая? Я даже не начинаю читать статью. Немедленно звоню Дину.

Он берет трубку после второго гудка.

– Привет.

– О боже. – Я нервно хватаюсь за горло и царапаю ключицу, пока пытаюсь восстановить самообладание.

– Это же уму непостижимо, Дин!

– Ага. Как раз читал перед тем, как ты прислала мне скриншот.

Я с трудом сглатываю.

– Что там написано? Она давала интервью? Как ей удалось сбежать?

Я слышу в трубке, как он двигается, на заднем плане раздается тихий шорох.

– Ее зовут Табита Брайтон. Она утверждает, что прошлой весной Эрл похитил ее вместе с профессором колледжа. Их продержали в подвале два месяца, прежде чем Эрл убил парня, а ее отпустил.

– Отпустил ее? – шокированно повторяю я. Мое сердце колотится о ребра, и меня начинает трясти. – Она лжет. Она должна лгать. В этом животном не было ни капли человечности – он ни за что не отпустил бы свою жертву.

– Я не знаю, Кора. Информацию пока изучают, но профессора уже проверили. Его звали Мэтью Глисон, и одно из тел, найденных на территории Эрла, принадлежало ему.

– Это… Это не может быть правдой. Больше никого нет… – Я откидываюсь на декоративные подушки и утыкаюсь взглядом в потолок, схватившись за грудь. Дыхание учащается. – Больше никого нет.

– Я только хочу сказать, что звучит правдиво, – отвечает Дин. – Было найдено одиннадцать тел, но он брал своих жертв парами. Я просто подумал, что, либо кого-то до сих пор не нашли, либо он сначала практиковал свое больное дерьмо на ком-то в одиночку.

– Но… зачем ждать столько времени, чтобы заявить о себе? Скольких человек можно было бы спасти. Нас могли бы спасти! – Я встаю с кровати и начинаю расхаживать по комнате. – Она, должно быть, врет. Она ищет внимания, и… или денег, или чтобы однажды увидеть свое имя в учебниках истории. Она мошенница, Дин.

– Корабелла… – Его голос смягчается, он пытается меня успокоить. – Уверен, что скоро появится больше подробностей, но почему это вообще так важно? Что сделано, то сделано. Уже ничего не изменишь.

– Потому что! – восклицаю я. – Тесси и ее сводный брат были бы живы, как и бесчисленное множество других. Нас бы не похитили из твоей машины посреди ночи, не заковали в кандалы, как собак, не заставили делать… – Эмоции достигают пика, и я хватаюсь пальцами за шею, ловя ртом воздух. – Все было бы так, как и должно быть. Мы бы продолжали друг друга ненавидеть, ты бы женился на Мэнди, а я бы не стояла здесь и не ломала голову, как, черт побери, перестать тебя любить.

Я прижимаю ладонь ко рту, пытаясь заглушить тихий вскрик. Из глаз капают горячие слезы. По маленькой комнате эхом разносятся мои